Этимология скифских глосс

ИЛИУФ Хаджи-Мурат Шаяхметович, кандидат филологических наук, полковник полиции в отставке

УДК 801.54

НА КАКОМ ЯЗЫКЕ ГОВОРИЛИ ДРЕВНИЕ ЖИТЕЛИ КАЗАХСТАНА? ДРЕВНЕТЮРКСКИЕ ГЛОССЫ (СКИФСКИЕ СЛОВА) В ПИСЬМЕННЫХ ТРУДАХ АНТИЧНЫХ АВТОРОВ

WHICH LANGUAGE DID THE ANCIENT PEOPLE, THAT INHABITED KAZAKHSTAN, SPEAK? The article concerns the actual problem of language identification of the Scythians. The author is of the opinion, that the Asiatic nomads spoke the Turkic language, and in order to prove his conviction adduce some reasons.

ҚАЗАҚСТАННЫҢ ЕЖЕЛГІ ТҰРҒЫНДАРЫ ҚАЙ ТІЛДЕ СӨЙЛЕГЕН? Мақалада saqa’лар тілін анықтау мәселесі қарастырылады. Автордың пікірі бойынша, Қазақстан далаларында жасаған көне көшпенділер түркі тілдерінің бірінде сөйлеген.

Сохранившиеся следы человеческой деятельности в виде каменных артефактов на территории Казахстана датируются ранним палеолитом, рубежом олдовэйского (1 000 000 – 700 000 лет назад) и ашельского (700 000 – 120 000 лет назад) периодов [1, c. 19]. По данным других источников, первобытный человек появился в этом регионе около 300 000 лет тому назад [2, c. 148]. Происхождение звукового языка людей, вероятнее всего, восходит к эпохе раннего каменного века. Акустические волны, порождаемые каким-либо природным явлением, движением и вибрацией определенных тел или возникающие в результате воздействия человека на объекты, распространяясь в воздухе, воспринимаются его слухом. Отражаясь в сознании нашего предка в виде впечатлений, сохраняясь в памяти, ментальные следы внешних раздражителей неизбежно ассоциировались в его представлении с соответствующим событием, случившимся в окружающей действительности, или с его собственным действием.

Следует отметить, что среди других врожденных способов передачи информации примитивные акустические сигналы, сообщающие об опасности, о наличии пищи, связанные с инстинктом размножения и т.д., использовались и используются многими видами животных. Однако совокупность звуковых знаков, специфичных для каждого вида живых существ, количественно ограничена и отличается ригидностью. Эволюция предков древнего человека и становление вида Homo sapiens, жившего в стаде, а затем в сообществе, способствовали появлению и развитию более совершенной системы общения. В русле овладения человеком навыками труда, зарождения древних норм общежития, что содействовало улучшению условий жизни и обеспечению безопасности людей, совершенствовались средства коммуникации. Несомненно, такие сигналы, как поза, жест, последовательность телодвижений, посредством органов зрения воспринимались мгновенно и быстро осознавались. Но не всякая идея могла быть передана с помощью соматических движений. Возникала потребность в новой, экстенсивной системе передачи информации.

Подражая разнообразным природным звукам, люди создавали первые слова. Их значение было обусловлено характером явлений и событий, с которыми были связаны воспроизводимые в первобытной речи звуковые эффекты. Число таких слов могло быть большим, но существовало ограничение из-за артикуляционных возможностей человека. Ввиду объективных причин, препятствующих экстенсивному развитию языка, возникали интенсивные механизмы расширения словарного фонда. В первую очередь, следует назвать полисемию, когда лексема оказывалась многозначной в результате метонимии, т.е. использования определенного слова для обозначения нового, смежного понятия (например, в случае переноса словесного обозначения с одного признака какого-либо явления или предмета на другой, присущий им признак). После момента синкретического, целостного восприятия каких-либо изменений в окружающей среде, природном явлении или материальном объекте, наступала стадия оценки и выделения их наиболее значимых элементов. Следовательно, особенности перцептивных процессов способствовали тому, что древний человек какое-либо слово-фономимему мог связывать не только с неким звучащим событием или объектом, но и обозначать им выделенный, актуальный аспект такого явления. Обычно из ситуации становилось понятно, какой денотат (предмет, понятие, признак, действие или состояние) отмечен произнесенным словом, т.е. в каком смысле оно употреблено.

Первоначально, видимо, предложение состояло из одного слова-звукоподражания или двух единиц-идеофонов: 1) короткого одноразового или повторяющегося речевого сигнала либо звукового комплекса-призыва, используемого для привлечения внимания к себе или к чему-либо, и 2) слова-фономимемы, выражающего определенную мысль или обозначающего какую-либо ситуацию. Такие примитивные лексико-грамматические структуры наблюдаются в речи детей на этапе их раннего детства. Например: E-e! Dıgin´-dıgin´! (Вон, гляди; и я погляжу! Удивительное и редкое явление: гремящий поезд идет в пределах видимости!). Если же ребенок несколько раз наблюдал проходящий поезд, слышит издаваемые им знакомые звуки, но не видит его в данный момент, то смысл его фразы меняется (Я знаю, что где-то в пределах слышимости движется железнодорожный состав. Хочу его увидеть!). Обозначение поезда передается через стук вагонных колес, ударяющихся о стыки рельс. Осваивающее язык малолетнее существо, подражая речи взрослых, повторяет изобретенное им слово: Djin´-djin´! (Скоро мы поедем… или Я хочу ехать… на машине, мотор которого издает характерный шум). Редупликация (повторение) односложных слов встречается, например, в казахских выражениях, которым придается магическое значение: Suq-suq! (используется для предотвращения сглаза), Tfä-tfä! (говорится при желании обезопасить кого-либо от возможных отрицательных последствий своей похвалы), Suf-suf! (произносится знахарем в целях нейтрализации наговора, воздействия злого языка). Герои фольклорных произведений очень часто при обращении к кому-либо дважды называют его имя: в первый раз, чтобы обратить внимание, во второй – для подтверждения уверенности слушающего, что именно ему адресованы слова. Реализация в повседневной практике общения людей принципа повторения односложных слов-обращений привела к появлению таких лексических форм, как mama, baba ~ papa, dädä ~ dede, djidji, tätä и т.д.

Исследователь древнетюркской письменности А.С. Аманжолов обнаружил в ущелье Надыр (северный склон хребта Кетмень в Заилийском Алатау) на выступе скалы изображение горных козлов, возможно, эпохи бронзы или раннего железа. Рядом с животными имеются два знака в виде соединенных вершинами треугольников, видимо, в качестве дважды повторенного заклинания Art! Art! со значением ‘Плодись! Умножайся!’. Поверх них нанесена руническая надпись, судя по характеру ее сохранности, более позднего происхождения. Отметим, что знак в тюркском руническом письме передает звукосочетание [rt]. Похожие сочетания двух треугольников были обнаружены на обеих поверхностях небольшого черного диска, найденного в 2007 г. жителем села Уш-Биик Жарминского района ВКО А. Имажановым в районе зимовки Тошала. Кроме того, на лицевой стороне каменного талисмана вырезана арабографическая надпись, на оборотной – сохранились две более древние руноподобные буквы неизвестного алфавита: “стрелка” и “игрек”.

Существуют диаметрально противоположные теории моноцентризма и полицентризма, которые разрабатываются в таких областях науки, как антропология, экстралингвистика и грамматология. В пределах этих дисциплин, соответственно, исследуются проблемы происхождения человека, возникновения языка и появления алфавитной письменности. Большинство ученых поддерживает теорию моноцентризма, согласно которой эволюция приматов до стадии современного человека произошла на востоке Центральной Африки, откуда началось расселение людей, говорящих на праязыке, по другим материкам.

Несомненно, в сфере учения о глоттогенезе (происхождении языка) возникают такие частные вопросы: на каком языке говорило древнейшее и древнее (палеолитическое, мезолитическое, неолитическое) население Казахстана. Однако в рамках парадигмы современной науки дать определенный ответ на них представляется невозможным. Более или менее обоснованное предположение относительно языковой ситуации в этом регионе можно высказать только при отнесении ее ко времени, завершающему каменный век. Согласно одной из гипотез, народы, говорившие на языках бореальной группы (индоевропейская, уральская и алтайская языковые семьи) ностратической сверхсемьи, мигрировали с территории Ближнего Востока на север Евразии, потеснив и ассимилировав доисторическое население Европы, Урала и Сибири, говорившее на палеоазиатских и палеоевропейских языках (часть их была родственна сино-тибетским).

В IV – III тысячелетиях до н.э. энеолитические этносы, обитавшие на территории современного Казахстана, освоили земледельческое хозяйство и пастушеское скотоводство. Эпоха ранней и средней бронзы (XVIII – XII вв. до н.э.) здесь представлена преимущественно памятниками так называемой андроновской культуры. Андроновские племена продолжали заниматься скотоводством и мотыжным земледелием; отдельные их представители промышляли охотой и рыболовством, добывали медь и олово, изготавливали бронзовые изделия.

На позднем этапе эпохи бронзы, в связи с изменением природно-климатических условий, начался процесс перехода жителей региона к кочевому скотоводству. Установлено, что к середине I тысячелетия до н.э. большинство племен в степях Казахстана становятся номадами в результате изменения климата в сторону засушливости и превращения большей части территории страны в аридную зону.

Практически во всех исторических письменных источниках содержатся сведения о том, что скифы “переходят со скотом с места на место, смотря по достатку в траве и воде. Постоянного пребывания не знают. Живут в круглых юртах, из коих выход обращен к востоку. Питаются мясом, пьют кумыс…”. Легендарный Огуз-каган завещал соплеменникам заниматься скотоводством: “Передвигайтесь, не будьте оседлыми; кочуйте по весенним, летним и зимним пастбищам и побережьям рек, не зная недостатка”, так как мотыжное земледелие, как прежний тип хозяйствования, благосостояния не обеспечивало. Обычно лишь небольшая, беднейшая часть населения (тюркск. yatuq, казахск. jataq, букв. ‘лежачие’), не располагавшая достаточным количеством скота для перекочевок, оставалась на зимовках и вынуждена была возвращаться к земледелию, к локальной обработке почвы.

Ученые-антропологи относят андроновцев к европеоидам кавкасионного типа, для которых были характерны такие соматические признаки, как массивный мезокранный череп, широкое лицо с резко профилированным носом. На юге и юго-западе Казахстана в это время проживало европеоидное население другого физического типа (долихокраны с удлиненной формой лица). Вероятно, южане относились к индоиранской группе этносов.

Следует отметить, что по общепринятой антропологической классификации, современные казахи относятся к переходной южносибирской субрасе, сформировавшейся на основе смешивания древнего европеоидного населения Казахстана и переселявшихся с востока метисированных и монголоидных групп.

По мнению О.И. Исмагулова, начало метисации древних племен Казахстана относится ко второй половине I тысячелетия до н.э. [3, c. 55]. В результате межэтнических браков появляются дети, наследующие те или иные физические признаки родителей. Как правило, во внешнем облике такого потомства сглаживаются наиболее отличительные расовые черты.

Германский ученый Паллас, руководивший экспедицией Академии наук 1768 – 1774 гг. в западную и северную часть Казахстана, написал книгу “Путешествие по разным провинциям Российской империи”. Изучая жизнь казахов, он привел такое наблюдение: “Молодые люди лицом нарочито пригожи, и то, может быть, происходит от смешения с калмыцкими и другими похищенными женщинами. Ибо старые отчасти имеют лицо страшное, жидовское, и по причине леностного жития, телом очень толсты и нелепы” [4, c. 176].

В середине XVIII века, когда Джунгарское государство пало под ударами маньчжуро-китайских войск, в состав казахов вошло некоторое количество калмыков, что привело к усилению монголоидности в облике населения Восточного Казахстана [5, c. 167; 5А, с. 167]. Этапы изменения физического типа степного населения на территории нашей республики были прослежены антропологами, изучавшими останки людей из захоронений, связанных с разными историческими эпохами.

Исследуя этногенез коренных жителей Казахстана, следует помнить о замечании известного ученого-тюрколога В.В. Бартольда о том, что принадлежность к определенному культурному типу была в глазах кочевников важнее, чем признак национальности и языка. Земледелец представлялся кочевнику презренным существом и нередко оказывался объектом грабежа.

Монголоязычный иноверец (qalmaq), кочевник-джунгар был для казаха достойным противником, в отличие от близкого по языку и религии дехканина или торговца-сарта, который не знал преимуществ суровой, но вольной жизни воина и охотника-степняка, для обеспечения своего существования всю жизнь обрабатывал землю или, преследуя материальную выгоду, продавал какой-либо товар на базаре.

На примере одного из субэтносов русского народа – казаков (о происхождении которых история сохранила немало сведений), видно, как постепенно образуется национальная общность людей из разнородных компонентов. Политика увеличения казачьего населения, используемого царским правительством для охраны рубежей российского государства или колонизации присоединенных земель, основывалась на отмеченных особенностях менталитета тюркоязычных номадов, христианизированными потомками которых являлись первые украинские и русские казаки.

Ввиду того, что этнические казаки неохотно переселялись на новое место, правительство перевело в категорию казачества военнослужащих пехотных регулярных частей, расквартированных в ряде крепостей на границе с Казахстаном, для заселения земельного пространства между Старой и Новой Оренбургской линиями. Известно, что в состав Оренбургского казачества вошли не только бывшие военнослужащие некоторых линейных батальонов Оренбургского корпуса, но и государственные крестьяне трех близлежащих уездов, которые были переселены на Новую линию.

К середине XIX века на территории Новолинейного района Оренбургского края проживали русские, башкиры, калмыки, ногайские татары и мишари. Все это оседлое население зачислили в казачество и разместили в 87 станицах. Пестрым в национальном отношении был состав Уральского казачьего войска. По состоянию на 1860 год в нем числилось: русских – 67162 (86 %), башкир и мишарей – 5704 (7,3 %), татар – 3892 (4,9 %), калмыков – 1142 (1,5 %), каракалпаков и казахов – 204 (0,3 %) [1, c. 208 – 209]. Сосланных царским правительством польских конфедератов местные власти принудительно записывали в яицкие и сибирские казаки и расселяли на сибирских линиях.

Если в Казахстане, помимо русских, к этой категории населения приписывали некоторых украинцев, татар, калмыков, казахов и киргиз, то в Сибири в нее включали бывших ссыльнокаторжных и представителей коренных народов – бурят и эвенков.

Семиреченское казачье войско отличалось пестротой конфессионального состава. В 1871 г. среди 17111 семиреченских казаков было 15396 православных, 228 мусульман, 117 буддистов, 22 католика и 19 лютеран [1, c. 213].

Полиэтническими (неоднородными по национальному составу) являлись и другие, вновь создаваемые на границах Российской империи, казачьи войска, представлявшие в совокупности отдельное военизированное сословие [1, c. 207 – 209].

Следует отметить, что большая часть коренного населения нашей республики не имеет явно выраженных предубеждений против межнациональных браков. Это отчасти объясняется тем, что казахи долгое время сохраняли скотоводческий хозяйственно-культурный тип. История Великой степи знает немало сменяющих друг друга или смежных государственно-политических объединений кочевников, включающих разные племена и роды. Отдельные родовые группы, представители которых твердо помнили о своей племенной принадлежности, нередко оказывались в пределах разных государств и в результате консолидации местного населения входили в состав складывающихся этносов.

В условиях реальных и потенциальных миграций родовые связи представлялись прочными и священными, а принадлежность к какой-либо народности могла оказаться эфемерной. Помимо этого, набеги кочевников на соседние земледельческие страны и усобицы способствовали захвату иноплеменных женщин и укрепляли их репродуктивные ресурсы. Наличие подобной практики отнюдь не способствовало переходу атавистических убеждений, основывающихся на древнем принципе “свой – чужой”, в фазу национализма.

В ходе археологических раскопок на территории Павлодарской области участниками научной экспедиции были обнаружены останки 26 человек, живших здесь в VII – XII веках. Исследования антропологов позволили определить их принадлежность к разным расовым типам: 16 – европеоидному, 4 – монголоидному и 6 – смешанному типу [6, c. 27]. Нет сомнений в том, что все они изъяснялись на одном из тюркских языков.

Согласно результатам краниологических исследований доля монголоидных элементов в облике населения Казахстана постепенно увеличивалась, что было связано с миграцией отдельных этнических групп с востока. Учеными, исследующими этногенез народов, отмечено немало случаев, когда иноязычные пришлые или переселенные в какой-либо определенный регион роды или части племен со временем ассимилировались более многочисленным этносом, превращаясь в субэтнические группы либо совершенно растворяясь в его массе.

Известные с эпохи раннего железа (I тысячелетия до н.э.) скифские племена признаются преемниками андроновской, карасукской и бегазы-дандыбаевской культур. Следовательно, андроновцы и их потомки, скифы, и по языку должны представать близкими. Многие современные ученые идентифицируют андроновцев с индоиранской этнокультурной общностью. Однако средневековая историческая традиция противоречит их мнению: в письменных трудах европейских авторов встречаются указания на генетическую преемственность, существовавшую между древними скифскими племенами Северного Причерноморья и современными им тюркоязычными народами. Так, например¸ византийский историк Менандр Протектор (VI в.) повествуя о тюрках, именовал их скифами.

Тюркское название реки Урал – Яик в диалектной форме Dzaik было известно еще в V веке до н.э. (чередование звуков: [j] ~ [y] ~ [z] ~ [dz]). Встречающиеся в письменных трудах варианты гидронима Dzaik ~ Daicus ~ Daix ~ Diek ~ Geih ~ Taich ~ Jaec ~ Yayik ~ Jayiq ведут происхождение от тюркского субстантивированного прилагательного yayıq ‘разливающаяся (река)’ < yay- ~ jay ‘расстилать’.

Лексема ten в турецком языке имеет значение ‘большая река’. Этим же словом прежде тюрки именовали реку Дон, и, возможно, оно входит в состав гидронима Borysthenes (Boristĕnes, Borystĕne), так в античной и средневековой Европе называли Днепр.

Сохранилось письменное сообщение о существовании у среднеазиатских скифов-saka праздника сакейа, который проводился пять дней (был известен в Вавилоне); в этот период “господа повиновались слугам, один из коих одевался по-царски и хозяйничал в доме, называясь zoğan” [7, c. 13].

Название zoğan, несомненно, является диалектной формой тюркской лексемы yoğan ‘великий; большой; толстый; слон, т.е. огромное животное’ (см. тюркск. yoğan ‘большой’ > yağan ‘слон’ > монгольск. zaan ‘слон’). Сопоставим лексемы из некоторых языков, где на основе прямого значения ‘большой’ возникли слова с социально-ориентированной семантикой: узбекск. yuğon ~ казахск. juwan ‘толстый; большой; сильный; важный, влиятельный, значительный’, ср. старорусск. большие люди ‘бояре и богатые купцы’, испанск. grand ‘испанский дворянин, принадлежащий к высшей придворной знати’, ср.-латинск. magnat ‘властитель, вельможа; обладатель больших поместий, богатств’, китайск. da ren, букв. ‘большой человек’ – лицо, возглавляющее кочевье, старейшина) при известном чередовании звуков в анлауте [y] ~ [j] ~ [z], см. например: узбекск. yük ~ казахск. литературн. jük ~ диалектн. zük ‘груз; ноша; багаж’, казахск. литературн. jäbir ~ диалектн. zäbir ‘притеснение, насилие, обида’, разговорн. jeletke ~ zeletke ‘жилет’.

Обширная территория Евразии, занимаемая в основном степью и лесостепью, которая на атласе Г. Меркатора именовалась Tartaria, практически совпадала с границами Скифии (Skythia), изображенной на карте мира из “Географии” Клавдия Птолемея в издании 1478 г. Гильом Рубрук (1253 г.) определил границы страны номадов “от Дуная до восхода Солнца”. Отметим, что на указанных землях обитали большей частью скотоводческие тюркоязычные племена.

Письменные источники указывают на раннее появление разных тюркских народностей в Восточной Европе. Сирийский историк Мар-Абас Котина сообщает о переселении части болгарских племен в 127 – 114 годах н.э. с Северного Кавказа в Закавказье [8, c. 88]. Византийские авторы IX – X веков называли скифами кочевые народности, занимавшие территорию Северного Причерноморья. Приведем известные строки из древнерусского летописного свода “Повесть временных лет”, где сказано: “Словенску же языку, яко же рекохом, живущю на Дунаи, придоша от Скуф, рекше от Козар, рекоми Болгаре и седоша по Дунаеви…” (Когда славянский народ, как мы сказали, жил на Дунае, пришли от скифов, т.е. от хазар, так называемые булгары и расселились по Дунаю) [9, c. 40].

Английский посланник Джильс Флетчер в своем сочинении “О государстве Русском” значение этнонима türk объяснял так: “… слово Турок значит пастух, или человек, ведущим кочевую и дикую жизнь. Так действительно и называли всегда Скифских Татар, между тем как Греки именовали их Σχυθαι νομαδες, (латинская транслитерация – Sküthay nomades — автор) или Скифские пастухи” [10, c. 558].

Иовий, итальянский литератор, опубликовал в 1525 г. книгу о России, в которой изложил сведения, полученные им от Дмитрия Герасимова, посла московского великого князя Василия Ивановича к папе Клименту VII. В этой книге он писал о странах, граничащих с Россией на востоке: “С востока соседями Московии являются скифы, ниже именуемые татарами, народ кочевой и во все века славный своей воинственностью. В качестве домов татарам служат повозки, крытые войлоками и кожами; за этот образ жизни древний мир называл их амаксовиями (живущими в повозках)” [4, c. 155].

Византийский историк VI века Менандр Протектор уделил свое внимание периоду 558 – 582 гг. Известно, что выписки из его исторического труда сохранились в сочинениях императора Константина Багрянородного (X в.). Интересно отметить, что в рассказе о посольстве тюркского хагана, которое прибыло в Константинополь в начале 4-го года царствования Юстина II (568 г.) с целью налаживания торговых отношений, отражены представления византийцев о генетической преемственности древних и средневековых кочевых этносов: “Император через переводчика ознакомился с написанной на скифском языке грамотой и принял послов любезно. Он допросил их о царстве и стране турок. Они ответили, что у них существует четыре царства, но высшую власть над всем народом имеет Дизабул… Так как турки, которых раньше называли саками, послали послов к Юстину, то последний решил также и к ним послать таковых” [4, c. 16 – 17].

Следовательно, со времен глубокой древности внутренняя часть евразийского континента, представлявшая в течение многих веков этнокультурную целостность (в основном, степи между Карпатами и Маньчжурией), являлась ойкуменой тюркских народов, ареной многих значительных исторических событий [11, c. 22].

Необходимо признать, что проблема идентификации скифского языка до сих пор не решена. Ввиду несходства мнений лингвисты, этнологи и историки разделились на две партии: убежденных в том, что древние кочевники Казахстана, Центральной Азии, Сибири и Причерноморья говорили на диалектах восточно-иранского языка, и сторонников теории принадлежности скифов к группе тюркских этносов.

Добавим, что самыми ранними кочевниками Восточной Европы, известными европейской исторической науке, предстают киммерийцы, которые по материальной культуре и, видимо, по языку были родственны скифам [12, c. 162–173].

Решение данной проблемы имеет положительную перспективу при условии применения комплексного исследовательского подхода, т.е. для достижения поставленной цели и опубликования достоверных выводов необходимо:

— учесть, оценить и использовать полученные разными исследователями результаты анализа историко-этнографических данных о кочевниках Центральной Азии и Восточной Европы, содержащихся в древнекитайских, древнегреческих и иных историографических и художественно-литературных памятниках;

— сравнить свидетельства древних авторов о скифах и сарматах с этнографическими фактами из культуры тюркских народов, проживающих в Казахстане и Средней Азии, в Сибири и Центральной Азии, на Урале, в Поволжье, на Северном Кавказе и в Крыму, т.е. в регионах, которые, по мнению писателей античной эпохи, входили в обширную страну, именуемую Скифией (Skythia), позже, в средние века, известную как Tartaria;

— осуществить этимологический анализ отдельных скифских слов, сохранившихся в виде глосс в исторических трудах античных и восточных авторов (этнонимы, топонимы, антропонимы, теонимы, этнографизмы и другие лексико-семантические группы), а также направить усилия на выявление и этиологическое объяснение лексем, непосредственно усвоенных из языка номадов разными народами Старого света;

— исследовать генезис, эволюцию и объяснить появление вариантов широко распространившихся на территории Евразии и Северной Африки мифологических представлений, сюжетов и мотивов, а также других элементов культуры центральноазиатского происхождения;

— опираясь на имеющиеся работы в области мифологии, фольклористики и этнографии народов региона, применяя сравнительный и сопоставительный методы, подходить к интерпретации семантики петроглифов Казахстана и Сибири, обоснованной трактовке древних наскальных композиций, отдельных рисунков и знаков, а также к объяснению значения геометрических символов, нанесенных на обнаруженных предметах и их фрагментах;

— обратить особое внимание на дешифровку надписей, имеющихся на разных археологических находках периода скифов. С исследованиями в этом направлении органично связана проблема происхождения древнескифского письма, для решения которой необходимо будет привлечь результаты изучения древних графических систем Китая, Индии и Ближнего Востока;

— необходимо искать факты отражения элементов и комплексов дошедших до нас различных явлений материальной и духовной культуры номадов в лексико-семантической и фразеологической субсистемах тюркских, монгольских, финно-угорских, тунгусо-маньчжурских, славянских, иранских и германских языков.

Исследователи отмечают наличие антропологической и культурной преемственности между населениями двух смежных эпох бронзы и раннего железа. Очевидно, что скифы-saka выступают наследниками предшествующих местных этносов и продолжателями андроновской археологической культуры, судя по идентичному физическому облику, схожим погребальным сооружениям и обрядам, типу вооружения, близости в керамике, аналогичному конскому снаряжению и сохраняющим свой вид предметам быта. Со временем появились новые элементы, традиции в культуре, некоторые изделия приняли иные, более совершенные формы.

Приведенные доводы позволяют предполагать существование лингвистической общности населения Великого степного пояса Евразии, обитавшего здесь во II и I тысячелетиях до н.э. Есть основания для проецирования подобного преемства в более ранние времена и видеть аналогичную связь андроновцев, жителей эпохи бронзы (XVIII – VIII вв. до н.э.), с их предполагаемыми предками, обитавшими в Казахстане еще в V тысячелетии до н.э. (неолитический период).

Для определения языковой принадлежности населения какого-либо региона, обитавшего на его территории в глубокой древности, доказательная лингвистическая база может быть обеспечена, на наш взгляд, достоверными результатами этимологического анализа слов, относящихся к такими лексико-семантическими разрядами, как автоэтнонимы, топонимы и этнографизмы.

Приведем некоторые этнонимы скифского круга племен в сопоставлении с тюркскими племенными названиями и предложим варианты этимологии слов, встречающихся в древних письменных источниках.

Kimmerioi – упоминающийся в письменных сочинениях античных авторов древний народ, который обитал в степях Северного Причерноморья (VIII – VII вв. до н.э.) до вторжения сюда азиатских скифов. Они совершали походы в Переднюю и Малую Азию, принимали участие на стороне греков в знаменитой Троянской войне. Греческий историк Плутарх (I – II в. н.э.) высказал предположение о том, что кимвры, одно из племен северных варваров, прежде именовались киммерийцами. Вероятно, их отдельная группа переселилась на северо-западное побережье Галлии (совр. Франция), была ассимилирована кельтами и образовала субэтнос кимврийцев; позднее пересекла пролив и обосновалась на западе Британии, став основой уэльсской (валлийской) народности – kimræg.

Некоторые ученые-тюркологи возводят название киммерийцев к имеющейся в казахском языке лексеме kemer ‘ряд возвышенностей, окаймляющих полукругом пониженную местность; береговой вал, высокий берег, обрывистый берег реки, озера; обрыв оврага; край чего-либо’ (приведем фонетические варианты слова: литературные kener ‘край берега; верхний край; кайма; бордюр’, kenere ‘край чего-либо, например, лодки, посуды; берег реки’ и диалектный qınar ‘берег реки’). Возможно, киммеры ~ киммерийцы – ‘поморцы, жители побережья’ (Черного моря). Причерноморье являлось западным краем обширной страны обитания тюрков; видимо, поэтому два приазовских города получили соответствующие названия: Taman, букв. ‘Сторонний либо Ближний к чему-нибудь (например, к морю)’ – Тамань, и Azaq (Azaw), букв. ‘Конечный, Низовой (расположенный в низовье реки, близ устья)’ – Азов. Близким по смыслу к приведенным топонимам предстает тюркское обозначение Крымского полуострова – Qırım, букв. ‘Дальняя сторона, далекий край’. Степи между Дунаем и Бугом (Бессарабия) турки называли словом Budjak, букв. ‘угол’. Будзянские (будзинские) ~ буджакские татары (budziak)– часть ногайцев, обитавшая в Буджаке.

Приведем аналогичный способ обозначения этноса по месту его обитания. Так, малочисленная тюркская народность иудейского вероисповедания qırımlı, букв. ‘жители Крыма’, по-русски именуется крымчаки (от тюркского слова, оформленного аффиксом уменьшительности – qırımçaq ‘дальняя сторонка’); qazanlıq – казанские татары; tarlıq – этнографическая группа сибирских татар, проживающая близ реки Тара; qaşğarlıq – уйгурское население города Кашгара.

Ввиду отсутствия общего, объединяющего их государства, мир тюрков-номадов издавна представлял собой мозаичную картину, когда в силу разных причин какие-то части племен, целые роды и родовые группы оставляли прежнюю территорию обитания и переселялись в другие регионы, отрываясь от этнической массы. Люди, в результате миграций оказавшиеся далеко от своего первоначального местожительства, вовлекались в процессы консолидации близких по происхождению родов в новую этническую общность, вступали в межнациональные браки, включали в свой состав автохтонных жителей или подвергались ассимиляции в среде коренного населения. Этими явлениями объясняются отмечаемые в этнологии случаи совпадения одних и тех же родоплеменных и субэтнических названий у разных народов.

Alazones – по сообщению древнегреческого историка Геродота (V в. до н.э.), так именовалось скифское племя, проживающее у Черного моря западнее реки Днепр. Основа племенного названия alaz, без греческих формообразующих аффиксов -on и -es, представляет собой адаптированную, т.е. эллинизированную форму этнонима aladj, возникшую в результате встречающейся в разных языках фонетической субституции шипящей аффрикаты [dj] свистящим [z]. В тюркской речи фонема [dj] может звучать как [dz], [j], [tş ~ ç] и [z], например: djigit ~ jigit ‘юноша; джигит’, Bahıt-djan ~ Bahıtşän ~ Bahçän – имя собств. мужск., djer ~ jer ~ dzer ~ zer ‘земля’.

Слово alaç ~ alaş известно у некоторых тюркских народов. Например, у казахов оно выступает архаическим синонимом самоназвания qazaq; в прежние времена использовалось казахами и ногайцами как общенародный боевой клич. Сохранившееся в фольклоре словосочетание altı alaş, букв. ‘шесть племен алаш’, понимается либо как общность шести тюркских народов, либо как союз казахских племен. Различные толкования указанной синтагмы (имеется 13 вариантов интерпретации этого выражения) свидетельствует о глубокой древности ее происхождения.

Среди племен, входивших в состав огузского союза, средневековые авторы упоминают халаджей ~ холаджей (haladj ~ halaç), обитавших в Семиречье (появление в начале некоторых слов, начинающихся на гласный звук, протетического элемента [h] – характерное явление для некоторых тюркских языков и диалектов). Мусульманский писатель Ибн-Халдун страну, лежавшую на северо-восток от Ташкента, называл Халижийской землей. Отдельные группы упомянутого этноса на протяжении веков переселялись с территории Казахстана на запад, юг и юго-запад.

Одно из самых больших пуштунских племен – гильзаи (ğildjiy ~ haldjay) генетически восходит к халаджам, кочевавшим на Газнийском плато. В 1290 году тюрки-халаджи овладели городом Дели и создали в Северной Индии новое государство – Делийский султанат. Потомки той части племени, которая откочевала в Центральный Иран, ныне составляют тюркоязычную народность, проживающую в 46 населенных пунктах юго-западнее Тегерана.

Amazones – знаменитые амазонки, народ женщин-воительниц, поклонявшихся богу войны Аресу и богине Артемиде. По греческой мифологии, их племя происходило от Ареса и нимфы Гармонии. Место их проживания – предгорья Кавказа и побережье Азовского моря. Одно время они обитали на реке Термадонт (турецк. Termeçay) у города Темискира. Им приписывали основание города Эфеса и постройку там знаменитого храма в честь Артемиды. Против амазонок сражался легендарный Беллерофонт. Знаменитый Геракл осадил города амазонок Темискиру и добыл пояс их царицы Ипполиты. Античный герой Тесей взял в жены Антиопу (мать Ипполиты), после чего амазонки осадили город Афины, но были разбиты в местечке, названном позднее Амазонией.

По легенде, сохранившейся в античных источниках, от их брака со скифскими юношами произошел этнос савроматов, говоривших на наречии, несколько отличавшемся от языка скифов. Греческий писатель V в. до н.э. Гиппократ писал об этом народе: “И женщины ездят верхом, стреляют из лука, мечут дротики, сидят на конях и сражаются с врагами, пока они в девушках… Та, которая выйдет замуж, перестает ездить верхом, пока не явится необходимость поголовно выступить в поход” [13, c. 24]. “… савроматские женщины исстари ведут свой образ жизни: они ездят верхом на охоту с мужьями и без них, выходят на войну и носят одинаковую с мужчинами одежду. Говорят на скифском языке, но издревле искаженном, так как амазонки не вполне его усвоили. Относительно брака соблюдаются у них следующие правила: ни одна девушка не выходит замуж, пока не убьет врага; некоторые из них умирают в старости безбрачными, потому что не могли выполнить этого требования…”, – сообщают письменные источники.

Герой восточной сказки Сейфуль-Малик, царевич багдадский, на острове Пери (добрых духов) встретил амазонок, у которых мужья имели собачьи головы (греческ. kynokephaloi ‘песьеглавцы’). Античный автор Помпей Трог писал, что в походе на Афины их сопровождало скифское войско во главе с царевичем Панасагором. Сохранилось свидетельство о том, что в одной из битв греков и троянцев на стороне последних выступили амазонки. По сообщению историка Страбона, из своих великих походов они вернулись не на исконные земли у Дона, а в предгорья Северного Кавказа.

Направленный в 1246 г. папой римским Иннокентием IV (1243 – 1254) в качестве посла к великому хану монголов Гуюку (внуку Чингиз-хана), монах Плано Карпини пересек территорию великой Монгольской империи. Повествуя в своем труде о татарах, писал: “Девки и женщины ездят верхом и скачут так же, как мужчины. Мы видели, что они носят лук и колчаны. Как мужчины, так и женщины могут долго ездить верхом… некоторые стреляют как мужчины” [4, c. 72].

Когда крымские татары уходили в военный поход, их жены, вооружившись луком и сев на коней, выводили на работу в огороды пленных казаков. Следует упомянуть о существовании легенды о том, что однажды в одной из долин, расположенных у гор Семей-тау, в бой с врагами отважно вступили местные женщины.

Возникновение широко распространившегося в фольклоре народов Евразии фантастического образа песьеголовых людей объясняется тем, что древние тюрки считали своим тотемом волка. Традиция изображения волчьей головы на боевых знаменах степняков сохранялась на протяжении многих веков. Ч. Валиханов писал, что “волчье” знамя было у древних уйгуров (ойхоров). Кроме того, в казахской героической поэме “Ер-Таргын” упоминается ногайлинское знамя с изображением золотого полумесяца и волчьей головы. На черном знамени кубанского конного отряда особого назначения (600 человек), известного как “волчья сотня” казачьего атамана Шкуро, также была изображена волчья голова.

Эта символика нашла свое отражение в древнекитайской передаче самоназвания тюрок с помощью двух иероглифов tóu ‘голова’ и góu ‘собака’, слитное звучание которых было сходно с их произношением слова türk. Судя по однажды прозвучавшей политической фразе “Разобьем собачьи головы гегемонистов”, у китайцев до сих пор сохранилось образное выражение, по всей видимости, возникшее в далекие времена войны с северными кочевниками.

Из слова amazones, оформленного по законам древнегреческого языка, вычленим основу amaz. Для этимологического анализа ценным предстает следующий факт: в кабардинском языке, лексика которого характеризуется наличием древних слов-тюркизмов, имеется фонетически близкая форма emmeç с аналогичным значением ‘амазонка’.

Необходимо учесть то, что в некоторых языках и диалектах, в том числе и адыгских (в эту языковую группу входит кабардинский), происходит замена фонемы [k] звуком [ç]. Следовательно, не исключено происхождение emmeç от слова *yemmek ~ *yämmäk, к которому лингвисты этимологически возводят название средневекового тюркского племени yemek ~ īmek, переселившегося в середине VII века с северо-запада Монголии на Северный Алтай и в Прииртышье.

Йемеки входили в состав племенного союза теле. По мнению ученых-синологов, они упоминаются в китайских письменных памятниках под именем яньмо, которое представляется искаженной формой этнонима *yämmäk ~ *yeηmek, букв. ‘побеждающие’ < yeη- ‘победить’. Похожая модель использована при образовании этнонима qalmaq, букв. ‘оставшиеся’ (в язычестве) < qal- ‘остаться’. В языке казахского фольклора словом qalmaq называли южных алтайцев, монголоязычных калмыков (ойратов) и шиитов-кызылбашей.

Глаголы, оформленные аффиксом -maq ~ -mek, нередко субстантивируются, т.е. переходят в класс существительных (ср. казахск. arğımaq ‘аргамак, скакун’, yermek ‘забава’, qaymaq ‘сметана’, quymaq ‘оладьи’, üymek ‘собранная в стог скошенная трава’ и т.д.). Оба примера свидетельствуют о произошедшей в древнегреческом языке фонетической адаптации скифских слов: alaç > alaz(ones), emmeç > amaz(ones).

Древние греки считали, что название скифского народа alazones имело прямое значение ‘хвастуны’. Это убеждение возникло на основе фонетического сходства адаптированного автоэтнонима с нарицательным словом из их родного, греческого языка. Кроме того, жителям античной Европы казалось, что этноним amazones в буквальном смысле значит ‘безгрудые’ (a- – префикс со значением отрицания + mazos ‘сосок’). Чтобы объяснить причину появления такого странного имени народа, была выдумана легенда о том, что амазонки выжигали у девочек левую грудь для более удобного владения оружием.

В античной литературе встречается предположение относительно скифского этнонима saka, которое, ввиду совпадения в звучании, производили от греческого слова sakos ‘щит’. Эта трактовка, в свою очередь, вызвало к жизни этиологическое объяснение названия скифов: якобы они изобрели щит. Название skythai ‘скифы’ связывали с нарицательным словом, имевшим прямое значение ‘сердитые, злые’.

Аналогичные факты переосмысления иноязычных названий встречаются у разных народов. Древние китайцы произносили самоназвание северных кочевников гуннов в форме sün-nu с уничижительной семантикой ‘злые рабы’. Урбоним (название города) Стокгольм в русском просторечии звучал как Стекольный, а названия одноименных речек на Северном Кавказе и в Казахстане Djılançıq, букв. ‘Змейка’, превратились в гидроним Зеленчук.

Предполагали, что название одного из скифских народов – гелоны на древнегреческом языке дословно означает ‘радость, смех, веселье’.

Отсутствие необходимых знаний у некоторых искателей истины при их непреоборимом стремлении объяснить возникновение того или иного имени нередко приводит к ложным результатам, относимым в языкознании к фактам народной этимологии. Так, например, этноним nemetes (название кельтизированного германского племени, воспринятое от западных славян; ср. венгерск. nemeth) в русском языке получил форму немец, которую ошибочно стали соотносить с прилагательным немой.

Arimaspoi – скифский этнос, обитавший на северо-востоке Казахстана. Основываясь на сообщении греческого географа Страбона, можно предположить, что основная масса или же часть этого племени переселилась в Европу: “Раньше народы, живущие на берегах Черного моря, Дуная, Адрии, называли гипербореями, сарматами, аримаспами; живущих же за Каспийским морем – саками и массагетами…” [4, c. 15].

Согласно цитатам из древнегреческой поэме “Аримаспея” (VI в. до н.э.), сохранившимся в письменных памятниках, и упоминанию в трагедии античного драматурга Эсхила “Прометей”, аримаспы предстают одноглазыми людьми: “Каждый из них имеет один глаз на прелестном челе; они носят косматые волосы и являются самыми могучими из всех мужей”, “Берегись остроклювых безгласных псов Зевса, грифов, и одноглазой конной рати аримаспов, которые живут у златоносного Плутонова потока”.

Геродот писал, что аримасп в переводе со скифского значит ‘одноглазый’. Некоторые тюркологи выделяют в этом этнониме слово arim, являющее собой, по всей вероятности, дейотированную форму тюркской лексемы yarım, букв. ‘половина’. Случаи сокращения фонемы [y] перед гласным в начале некоторых слов встречаются в ряде тюркских языков (азербайджанск. yulduz > ulduz ‘звезда’, карачаево-балкарск. yahşı > ahşı ‘хороший; хорошо’, узбекск. yılan > īlön ‘змея’).

Чтобы объяснить использование слова yarım в значении ‘один’, обратимся к семасиологии тюркских и угро-финских языков. Названия парных частей и органов тела в этих языках, как правило, представлены существительными в реликтовой форме единственного числа. Так, например, якутское harah имеет значения ‘глаз’ и ‘глаза’, atah ‘нога’ и ‘две ноги’, казахск. köz ‘глаз’ и ‘оба глаза’, qulaq ‘ухо’ и ‘уши’, татарск. ayaq ‘нога’ и ‘ноги’, qul ‘рука’ и ‘руки’ и т.д.

Когда речь идет об одном элементе соматического органа или парной конечности, якуты добавляют слово angar, букв. ‘один из пары’: angar harah ‘один глаз’, angar atah ‘одна нога’. Примеры из финно-угорских языков: лугово-восточн. марийск. şınça ‘(оба) глаза’ – pel şınça ‘один глаз’ (pel ‘половина’), yol ‘(обе) ноги’ – pel yol ‘одна нога’ (букв. ‘половина ноги’) > pelyolan yeng ‘одноногий человек’; венгерск. szem ‘глаз, глаза’ – fêlszem ‘один глаз’ (букв. ‘полглаза’). Вторая часть рассмотренного этнонима убедительно не этимологизируется.

Katiar – одно из скифских племен. Древнеримский историк Плиний (Plinius), в перечне скифских этносов, проживавших за рекой Яксарт, т.е. Сыр-дарьей, приводит это имя. Один из трех сыновей скифского царя Таргитая – Арпоксай, по легенде, наследовал власть над частью скифского народа, в состав которого входили племена катиаров и трапиев.

Рассмотренное название, очевидно, является греческой передачей этнонима qadjar (ср. звуковые чередования в вариантах этнонима madyar ~ madjar ~ mazar ‘маджары, мадзары, мазары; венгры, унгры, угры, мадьяры’), под которым в настоящее время известна тюркская народность, проживающая в Иране (из их среды вышла Каджарская династия шахов Ирана).

Исходя из фонетической близости этнонимов katiar, qadjar и qazar (hazar), при чередовании фонем [dj] ~ [z], есть основание предполагать, что между народами, известными под этими именами, имеется этногенетическая связь. Каджары – этнос, проживающий в горном районе провинции Горган и в долине исторической области Мазандеран (Иран). Длительное удержание политической власти в Иране династией персидских шахов, выходцев из этноса каджар, объясняет наличие в чеченском языке слово gIajari с лексическим значением ‘перс’.

Абай Кунанбаев, опираясь на какие-то исторические источники, в статье “Несколько слов о происхождении казахов” сообщал следующее: “От тех хазар потомки трех родов остались в стране персов: Каджары, Афшары и Уч-ташлы” [14, с. 110].

Вероятнее всего, казары (козары) попали в Иран в результате нескольких этапов переселения: из Казахстана на запад – в Прикаспийскую низменность и Дагестан, затем – в Закавказье, откуда на восток – в нынешние места проживания каджаров.

Ввиду географической близости Аджарии к историческим местам, связанным с пребыванием тюркских племен, можно предположить генетическую связь этнографической группы южных грузин-мусульман аджарцев со средневековым народом хазар. В грузинском эпосе упоминается народ, владеющий магией – каджи, страна обитания которых именуется Каджети (слово kadjar, вероятно, было морфологически разложено на морфемы: корень kadj + аффикс мн. числа -ar).

Северные номады неоднократно приходили в Закавказье. VII в. до н.э. – в Алвании поселились скифы. I – II вв. н.э. – на Алванию совершают набеги кочевники-аланы. 227 год – через Дербентский проход в Алванию проникают вооруженные отряды гуннов и сабиров. В середине IV в. здесь вновь появляются гунны и аланы. 395 – 396 гг. – очередное нашествие в Алванию гуннов и хазар (хозар, казар). 481 год – часть тюрок-сабиров осела в Алвании. VI в. – произошло вторжение в Закавказье тюрок. В 552 – 558 гг. хазары пришли в Алванию и Атропотену, и многие осели здесь. Предполагают, что Алвания в VII в. была подчинена Хазарскому каганату.

Среди подвигов Рустама, героя иранского эпоса, упоминается его победа над Каджаром, вождем “волчьеголовых” (gorgsäran). Видимо, этот народ в античной литературе называли kynokephaloi, букв. ‘песьеголовые’, из-за того, что на их знаменах была изображена волчья голова. На основе этого названия возникли широко распространившиеся мифологические представления о народе-псоглавцах.

Приведем семантическую параллель в номинации. Вдоль границы Чехии и Баварии в прежние времена жили чешские “ходы”, которые несли пограничную службу до 1620 года, когда Чехия утратила свою национальную независимость. Ходов называли “псоглавцами” из-за того, что на их знамени имелось изображение собачьей головы.

В мифах о подвигах Геракла повествуется о том, что преследуя златорогую лань, этот герой достиг берегов широкой реки Истр (современное название – Дунай) в холодной стране гипербореев, где жили люди с собачьими головами. Может быть, известный в православной традиции эпитет святого Христофора – Кенокефал указывет на его тюркское происхождение.

В японской сказке “Флейтист Санта” говорится следующее: “Разные повидал острова: и такой, где людоеды живут, и такой, где у всех людей собачьи головы, и еще много других”. Геродот, греческий историк из малоазиатского города Галикарнаса (V в. до н.э.), повествуя в 4-ой книге “Истории греко-персидских войн” о причерноморской Скифии, сообщает, что за пустыней обитают андрофаги (греческ. androphagoi ‘людоеды’ – автор) – народ особенный, вовсе не скифский [15, c. 9].

Францисканский монах из Фландрии Гильом Рубрук, получивший в 1252 году поручение французского короля Людовика IX ехать послом к великому хану в Каракорум, назвал пустыней земли к северу от Каспийского моря. Австрийский дипломат Герберштейн, дважды побывавший в России (1516 г., 1526 г.), при описании Казанского царства сообщали, что “с востока и юга по Волге это царство граничит с пустынными степями” [4, c. 157]. Следовательно, здесь мы видим свидетельство тому, что на востоке от скифов (или иначе – песьеглавцев), в Прикаспийской низменности, обитал этнос (савроматы), видимо, сохранявший обычай ритуального поедания останков своих усопших сородичей или родителей, либо в названии “людоеды” в искаженном виде отразились сведения об их языческом празднике, связанном с употреблением в пищу мяса предка-тотема.

Геродот приводит сведения, позволяющие соотнести название андрофаги с этнонимом массагеты: “Предела жизни у них не полагается вовсе, но кто очень состарится, к тому сходятся все родственники, убивают его, а вместе с ним и разный скот, варят это вместе и поедают. Такой конец жизни считают они счастливейшим. Умершего от болезни они не съедают, но хоронят, горюя о том, что ему не пришлось быть убитым” [4, c. 14].

Исходя из приведенных этим же античным автором сведений, нельзя исключить вероятность того, что андрофагами именовали другой скифский народ – исседонов, обитавших в Казахстане. Повествуя о них, Геродот сообщает такие факты: “Об обычаях исседонов рассказывают следующее. Когда умирает чей-нибудь отец, все родственники пригоняют скот, закалывают его и мясо разрубают на куски. Затем разрезают на части также и тело покойного отца того, к кому они пришли. Потом все мясо смешивают и устраивают пиршество” [16, с. 488].

Христианский обряд условного поедания верующими плоти и крови Мессии (в виде хлеба и вина), установленный самим Иисусом Христом во время Тайной вечери, восходит к магическим представлениям прошлого. Одной из форм этой традиции предстают “медвежьи” праздники народов Сибири: мужчины употребляли мясо убитого медведя, который считался предком-тотемом у некоторых этносов евразийского севера.

Повествуя о массагетах, среди прочих божеств особо почитавших Солнце и сохранявших обычаи группового брака, Геродот пишет, что они “по одежде и образу жизни похожи на скифов… Из богов чтут только Солнце, которому приносят в жертву лошадей. Смысл жертвы этой тот, что быстрейшему из всех богов подобает быстрейшее животное”. Это сообщение повторяется в географическом труде Страбона, содержащем много исторического материала: “Массагеты только Солнце считают богом и приносят ему лошадей в жертву” [4, c. 15].

Еще в начале XX века алтайцы продолжали вешать на жерди шкуру жертвенной лошади, головой к дневному светилу. Петроглифы, встречающиеся на территории Казахстана, обращены к полуденному солнцу; дугообразные гряды из камней, отходящие от некоторых курганов, древнетюркские намогильные изваяния ориентированы на восток – все это свидетельствует о существовании солярного культа у древних насельников региона.

Рузбехан, автор труда “Мехманнаме-и Бухара”, писал о нравах и верованиях средневековых казахов, которых духовенство Средней Азии признало формальными мусульманами ввиду сохранения среди них остатков язычества и продажи плененных единоверцев в рабство. Среди части узбекских родов, оставшихся на территории современного Казахстана и известных под прозвищем казаков (üzbek-qazaq ‘узбекские казаки’), сохранялись элементы солярного культа: “Весною, когда бывает готов первый кумыс, они наливают его в сосуд и прежде чем пить его, обращают свое лицо к солнцу и немного кумыса брызгают в сторону востока; при восходе солнца делают ему земной поклон в благодарность за то, что оно выращивает кормовые травы, которыми питаются домашние животные и дают кумыс. Таково их верование. В древнее время язычники поклонялись солнцу; казаки тоже, поскольку они поклоняются солнцу, будь это просто почитание или безусловное верование, – идолопоклонники и вероотступники…” [4, c. 135 – 136].

О кинокефалах рассказывали Марко Поло, Одорик и другие средневековые авторы Европы. Русскому фольклору также известно сказание о песиглавцах, проживавших в районе Дона; с ними якобы воевали восточные славяне. Легенда о людях-собаках была широко распространена в Азии; ее знают монголы, китайцы и японцы. Так, например, китайский историк Оуян Сю в своем труде “Записи по истории Пяти династий” сообщает следующее: “Далее на север лежит владение Góu guó (Собачье владение). Народ здесь имеет туловище человека и голову собаки, покрыт длинной шерстью, поэтому не носит одежду. Голыми руками борются с хищными зверями. Разговор похож на рычание собаки. Жены, как обычные люди, умеют говорить по-китайски. Рождающийся мальчик становится собакой, а девочка – человеком. Вступив в брак, живут в норах, едят сырую пищу, а жены и дочери питаются, как все люди” [17, c. 214].

В летописи Ganga’yin urushal (Истоки Ганга) в перечне народов, покоренных Чингис-ханом, названы люди, имеющие голову собаки. Джиованни дель Плано Карпини в написанной им “Истории монголов” (XIII в.) передает слышанный им рассказ о том, что когда татары возвращались в зимнюю пору из индийского похода через пустыни, они столкнулись с необычным народом той страны и вступили в сражение с собаками-мужчинами. В своем труде он приводит появившуюся после битвы народную поговорку: “Твой отец или брат был убит собаками”. Женщины упомянутой земли от рождения якобы имели человеческий облик, мужчины – образ собачий.

Комментаторы исторического сочинения Плано Карпини считают, что здесь можно видеть отражение каких-то представлений, существовавших среди монголов легенд о мифических амазонках. Некоторые данные о том, что к монголам проник миф об амазонках, имеются в ряде монгольских летописей, например, в Şara tudji (Желтая история), Ganga’yin urushal (Истоки Ганга) и др.

Известный казахский ученый А.Х. Маргулан писал о существовании культа волка у скифских племен, населявших низовья Сыр-дарьи и Приаралье: ежегодно скифы-saka устраивали специальные празднества, участники которых были в волчьих масках и шкурах. Полагают, что эти традиции сохранились до наших дней у казахов, киргизов, узбеков, каракалпаков и туркмен в виде конноспортивных игр под названием kök-böri (kökpar) ‘серый волк’. Здесь уместно будет вспомнить сведения, сообщенные Геродотом о неврах – древнем этносе, за которыми обитали кочевники-андрофаги (людоеды): “У невров обычаи скифские… Скифы и живущие среди них эллины по крайней мере утверждают, что каждый невр ежегодно на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик”.

В этнографии известно понятие “перевоплощение”, т.е. принятие человеком какого-либо образа с помощью специальных действий и предметов. Перевоплощение связано с ритуальными действиями, связанными с почитанием тотемистических предков – животных. Очевидно то, что известия об исполнении прототюрками магических обрядов, связанных с их поклонением тотему-волку, послужили причиной возникновения у европейских народов мистических представлений о существовании verwolf’ов, колдунов-оборотней, волкодлаков, что нашло отражение в фольклоре.

Добавим, что широко распространившиеся в Европе представления о другом страшном существе, как и его название – vampire ~ упырь, восходят к мифологии евразийских номадов, в языке которых существовали лексические варианты ubır ~ obır ~ vupăr ‘прожорливое чудовище’. Злобный дух обыр бродит ночью по кладбищам, раскапывает тела мертвых людей и пожирает их. Чудовищем становится беспокойная душа злого человека, наводящая ужас на людей. Чаще всего это существо имеет вид исхудавшей страшной женщины. Она ворует яйца у кур, высасывает молоко у коров, уводит скот со двора. Иногда убыр (обыр) превращается в черную кошку-вампира, которая сосет кровь у спящих людей.

Обозначение чуждого этноса по его тотему встречается в истории взаимоотношений народов. Так, население Мальдивских островов, расположенных в Индийском океана, называло вторгавшихся с материка сингалов “большими кошками”, так как слово singh, от которого образован этноним “сингал” имеет значение ‘лев’ (отметим, что известная в Африке как нарицательное существительное, а в остальном мире как имя собственное, лексема simba, по всей видимости, является фонетическим вариантом singha).

Представляется интересным следующий факт. Продолжая рассказ о возвращении монгольской армии из военного похода, посланник папы римского пишет о другом, побежденном монголами, народе: “Эти люди – язычники; они имеют удивительный, а вернее сказать, достойный сожаления обычай, так как, когда чей-нибудь отец свершает долг человеческой природы, они собирают всю родню и съедают его, как нам говорили за верное”. Buritabet, так именует этот народ Плано Карпини [18, c. 37 – 38]. Это название, по всей вероятности, тюркского происхождения и образовано из слов büri ‘волк’ и töbet ‘кобель’.

Учитывая это соображение, можно предположить, что приведенное автором прозвище народа относится к ранее упомянутому этносу, представители которого, воины-мужчины, шли в бой под знаменами с изображением волчьей головы. Перенос названия одного народа на соседний произошел в результате ошибки, допущенной автором “Истории монголов” по причине близости территорий обитания двух народов, что привело к упоминанию о них в одном и том же, услышанном Плано Карпини, рассказе. Следует отметить, что еще с античных времен считали, что соседями народа кинокефалов (песьеглавцев) были андрофаги, т.е. людоеды (исседоны или массагеты).

Диодор Сицилийский упоминает народ gorgon, букв. ‘волки’ (от персидск. gorg ‘волк’ < тюркск. gurd ~ qurt ‘волк’, при чередовании звуков [g] ~ [d]), с которыми воевали легендарные воительницы-амазонки. Нельзя исключить то, что такие географические названия, как Gordjestan ‘Грузия’ (см. греческ. Георгия < тюркск. kürgi ~ gürdji ‘грузин’, ср. старорусск. гурзи), Gorgan (арабск. Djurdjan, античн. Гиркания) – северо-восточная провинция Ирана и Gürgändj (совр. Ургенч) – город в Хорезме, этимологически связаны с обозначением тюркоязычных племен, переселившихся в Закавказье, Иран и Среднюю Азию, по их тотему-волку.

Kaniak – одно из скифских племен. Античный автор Плиний указывал, что среди племен, проживавших за рекой Яксарт, были саки, массагеты, даи (дахи), исседоны… каниаки, евхары, катиары [19, с. 234]. Потомками этого племени можно считать немногочисленное средневековое тюркское племя kenjek (känçäk, у М. Кашгари – kändjak), нынешние представители которого образуют один из родов племени arğın и прежде проживали в западной части Восточно-Казахстанской области (села Абралы, Кайнар), подразделяясь на мелкие этнические единицы, именуемые sarı-kenjek и qara-kenjek (ср. парные названия родовых подразделений: sarı-qıpçaq и qara-qıpçaq, sarı-türgeş и qara-türgeş, sarı-yuğur и hara-yuğur и т.д.).

Гильом Рубрук в своем труде упоминает посещенный им сарацинский город Кинчак, который, предположительно, находился в бассейне реки Талас (варианты написания: Kenchac, Kenchat, Kinchat; у восточн. писателей Kändjak ~ Kendjek). Населенный пункт назван по племенному имени; подобная практика топонимической номинации существовала в прежние времена в местах расселения тюркских этносов.

В связи с этим укажем, что в состав одного из казахских племен входит род madjar ~ majar, происходящий от оставшейся в Казахстане части средневекового племени madjar ~ madyar (турецк. macar, персидск. mädjar, арабск. mädjär, старорусск. можар, варианты: маджар, мадзар, мазар), которое переселилось в Центральную Европу и стало основой венгерской нации. Исходя из близости этнонимов, ученые-тюркологи предполагают, что роды этого племени непосредственно участвовали в образовании народности mīşär (< *mīçär < *mīdjär < mädjar ~ madjar), т.е. мещеряков, носителей западного диалекта татарского языка. Ногайлинский поэт позднего средневековья Шалкииз-жырау в одном из своих произведений упоминает благородного богатыря по имени Qoyan ‘Заяц’, выходца из племени маджар (мадьяр): Artıq tuwğan majar’dan batır Qoyan jäne bar.

Можно предположить, что племя аргын (arğın) первоначально было военно-административным объединением разных местных и пришлых родов (ср. близость имен аргынского рода atığay и монгольского atağan), использовавшихся в качестве арьергарда в боевом походе и резервных сил в диспозиции перед битвой (см. алтайск. arğın, букв. ‘задний’). Если, с одной стороны, аргыны оказываются племенем, созданным из разных этнических компонентов, то, с другой стороны, отдельные роды этого племени со временем отделялись от основной массы и откочевывали в Среднюю Азию, Крым, Казань и Сибирь, где смешивались с другими тюркскими родами и местным оседлым населением.

Видимо, общее название казахских племен – alçın ‘авангард’, ныне входящих в состав Малого джуза, было также мотивировано тем, какое место они занимали в боевых порядках войска (ср. балкарск. alçı, букв. ‘первый’).

Выше савроматов, в местности, покрытой лесами, проживали будины. Некоторые тюркологи связывают этноним budin с казахским словом buwdan ‘метис’. Здесь уместно привести встречающиеся в письменных источниках парные названия народов, свидетельствующих об ассимиляционных процессах: кельтоскифы (гольтескифы), тавроскифы и эллино-скифы. Последний этнос упоминается в труде Геродота под именем каллипидов, южных соседей народа алазонов. В позднем средневековье на территории Европы рядом с можарами (мадьярами) и олшанами находился народ budan. Вероятно, это внешнее тюркское название небольшой народности, подобное прозванию карунас (метис), которым население Моголистана называли кочевые и полукочевые племена западной части улуса Чагатая (Средняя Азия).

Saka – встречающееся в древнегреческих, древнеперсидских и древнекитайских письменных памятниках название скифов (säka, sakka, şaka, sәk, sai). Возможно, восходит к тюркскому нарицательному слову со значением ‘большой’ (см. казахск. saqa, узбекск. soqqa). В связи с этим предположением, укажем, что в истории Евразии есть немало примеров деления стран и племен на ‘большие’ и ‘малые’ части (Великая и Малая Армения, Великая и Малая Русь, Большая и Малая Кабарда, Da yue ‘Большие юэ-чжи’ и Xiao yue ‘Малые юэ-чжи’, Ulı jüz ‘Большой джуз’ и Kişi jüz ‘Малый джуз’, Ногаи Большие и Ногаи Малые).

В Иране известна историческая провинция Систан, название которой через вариант Сеистан восходит к первоначальной форме Сакастан (Säkastan), букв. ‘Страна скифов’. Персы переиначили название региона, где обосновались ненавистные им кочевники-туранцы, в Sägestan, букв. ‘Страна собак’, а жителей Систана стали именовать сагзи. Возможно, сказалась попытка высмеять тотем древних тюрок – волка, иначе называемого “псом божьим”, “собакой небесного бога”.

Плиний Старший (I в. до н.э.), перечисляя в своем историческом труде названия скифских народов, привел имя дахов (даев). Племена daha (dangha) обитали на восток от Гирканского (Каспийского) моря. Известно мнение, что крупное племя aday, входящее в состав Bay-ulı, одного из объединений Малого джуза, представители которого большей частью проживают на Мангышлаке, генетически связано с племенами скифов-даев. Около 250 года до н.э. часть дахов-парнов (даев) откочевала на юго-запад, где создала могущественное Парфянское государство, но постепенно ассимилировалась среди местного ираноязычного населения.

Древнегреческие письменные памятники сохранили упоминание об одном из первых скифских царей Причерноморья, известном под именем Atey, вариантом которого, видимо, предстает слово Adiy, входящее в составное имя этого царя Adiy Saka (тюркск. ata, хакасск. ada ‘отец’ + аффикс ласкательности -y > татарск. диалектн. atıy ~ ätiy ~ ädiy ‘батюшка’). Нельзя исключить, что здесь мы имеем дело с прозванием, имеющим значение ‘Отец (глава) скифов’, подобно тому, как в Турции великому реформатору Мустафе Кемалю присвоили имя Atatürk, букв. ‘Отец турков’, в Туркмении своего первого президента величали Türkmen başı, букв. ‘Глава туркмен’, у некоторых тюркских народов главаря называли ataman (ata ‘отец’, ср. русск. отец-командир, царь-батюшка).

Таким образом, имя saka сохранилось не только в древних письменных памятниках, в имени скифского владыки Адий Сака, в прозвище принца Сиддхарты Гаутамы – Sakya-muni, но и как самоназвание якутского народа – saha (мн.ч. – sahalar).

Kangüy (Kangha) – так называлось древнее государство, некогда существовавшее на территории Южного Казахстана. Приведем аутентичное звучание названия этой страны в форме Qang-üy, букв. ‘Большой (правящий) Дом’. Отметим, что фонетический вариант слова qang в виде qan обозначает в казахском языке нечто большое, широко простирающееся (qan bazar, qan jaylaw, qan maydan, qan sonar). Сингармонической парой лексемы qang является слово keng, которое входит, например, в словосочетание Keng-saray ‘Большой Двор, Просторный дворец’. Здесь необходимо указать, что в евразийской исторической письменности понятие “дом” и соответствующие ему слова употреблялись в значении ‘царствующая династия, правящие монархи из одного и того же рода’. Например, титул царей Древнего Египта фараон возник из словосочетания Per-O ‘Большой Дом’ (ср. тюркск. Uluğ Iv, букв. ‘Большой Дом’ – название Чагатайского улуса).

Предполагают, что сохранившееся в древнекитайских летописях обозначение гуннских правителей словом шаньюй является передачей тюркского выражения San-üy, букв. ‘Почетный Дом’; кроме того в них же встречаются названия правящей династии в Китае – Дом Хань, рода властителей западных кочевых соседей китайцев – Дом Юэчжи (ср. английск. House of York, House of Stuart, русск. Дом Романовых). Следует также отметить, что географическое название Хангай происходит от монгольского слова hangay ‘обширный’ (hang < *qang).

Wūsūn´ – древняя народность, переселившаяся в Семиречье из Центральной Азии во II веке до н.э. Н.А. Аристов писал, что “истинным народным именем усуней было кыргыз”. Древние китайцы передавали звучание этнонима соседних народов с помощью иероглифов, сочетание которых приобретало определенный смысл. Так, синтагма wū sūn´ имеет композиционное значение ‘внуки ворона’.

По мнению авторов научного труда “История Казахстана с древних времен до современности”, этноним усунь и общее наименование объединения племен Старшего джуза – üysin идентичны [20, c. 45]. Этнический термин восходит к нарицательному слову üysin, букв. ‘группа, объединение, скопище’, образованному от глагола üy- ‘собирать, скапливать, складывать в кучу’. По аналогичной модели образованы, например, слова borasın ‘поземка’ < bora- ‘задувать, мести (о ветре)’, bögesin ‘небольшая запруда, препятствие’ < böge- ‘запрудить, преграждать’, küresin qar ‘снег, собранный в кучу’ < küre- ‘сгребать, убирать что-либо лопатой’. По сведениям китайских исторических памятников, усуньский правитель имел титул gun-mo, которое могло быть адаптированной формой тюркского kün-bek (< kün ‘народ’ + bek ‘князь’), ср. титул монгольских правителей-чингизидов Ирана īl-han (< el ~ yel ~ īl ‘народ’ + han ‘царь’).

По свидетельству П.П. Семенова-Тяншанского, племена албанов и дулатов Большой орды сохраняли еще в первой половине XIX века общее название усунь. Он писал, что “остатки усуней следует искать между племенами кара-киргизов и киргизов Большой орды, между которыми я, с одной стороны, встречал изредка голубоглазых и русых, а с другой стороны – уцелело слово «усунь», которым киргизы Большой орды обозначают два из своих родов в совокупности, а сарыбагишы (одно из киргизских племен – автор) – один из своих родов”.

Среди этногонических легенд, объясняющих появление казахского народа и возникновение трех джузов, известен вариант, согласно которому три крупных территориальных объединения (Ulı jüz, Orta jüz, Kişi jüz) ведут происхождение от трех сотен джигитов, возглавленных сыновьями старцев – батырами Уйсыном, Аргыном и Алшыном, которые провозгласили мальчика по имени Алаша, изгнанного его отцом Кызыл Арслан-ханом из Бухары, своим правителем в степях и предгорьях близ Больших (Ulı taw) и Малых гор (Kişi taw) [5, c. 157, 159 – 160].

Появление представления о сотнях юношей объясняется тем, что заимствованное из арабского языка слово djuz’ ‘часть, доля’ в форме jüz для обозначения историко-географических регионов Казахстана, ошибочно возводили к числительному jüz, букв. ‘сто’. Названия джузов персонифицированы, что характерно для этиологических мифов. Так, например, тюркское название крупного поселения – Qıyaw, букв. ‘зимовка; селение’ (возможно, оно было административным пунктом на востоке Аварского каганата), которое позже превратилось в город Киев (летописн. Кыевъ), стали возводить к мифического лицу-основателю, перевозчику (по другой версии – жившему близ города ловцу зверей) по имени Кый.

Мотив происхождения нового народа от молодых воинов, покинувших этническую массу, встречается в легенде о происхождении савроматов от брака части скифских юношей с амазонками.

Существовавшее в народе представление о распределении военно-политических обязанностей между джузами позволяет, с учетом этимонов (исходных значений слов), понять мотивацию употребления лексем arğın и alçın в качестве этнонимов. Подданые Алаша-хана условились, что во время войны люди Старшего джуза будут снабжать казахское войско провиантом, отрядам Среднего – во время боевых действий следует находиться с ханом и оберегать его, а воины Младшего – “не жалея живота своего, первыми должны бросаться на врага”.

Лексема arğın по-тюркски значит ‘задний (задние)’, т.е. этим терминов обозначаются те племена, которые составляли основные полки, резерв и арьергард войск. Крупный лингвист средневековья Махмуд Кашгари в числе тюркских племен упоминает arğu (казахск. arğı). Это племенное название имеет значение ‘дальний (дальние)’.

Словом аlçın, букв. ‘передний (передние)’, называли авангард войск, передовые части армии. Имя üysin, букв. ‘объединение’, существовало с древних времен, обозначая союз племен и родов, обитавших в Семиречье.

В русских источниках Старший джуз называли иногда Уйсуньской Ордой и Большой Уйсуньской Ордой. Синонимом Среднего джуза стало наименование племени Аргын (аргыны составляли значительное число жителей этого джуза). Младший джуз иногда назывался Алшын [21, c. 154 – 155].

По народной генеалогии, в Алшын входили две племенные группы: Алим-улы и Бай-улы, а общность Семь родов (Jeti uruw ~ Jeti ruw) примкнула позже. Разделение на три джуза объясняется обширностью территории страны и некоторыми отличиями в исторической судьбе регионов: они входили в разные государства средневековья.

В результате разделения Великой Монгольской империи на крупные уделы Семиречье стало частью Чагатайского улуса, затем отошло к выделившемуся из него Могольскому улусу (Джете). Остальная часть страны была включена в состав Джучиева улуса; после распада которого кочевые племена Сары-Арки и Северо-Восточного Казахстана образовали Узбекское ханство (92 bawlı qıpşaq), а население Западного Казахстана входило в состав Ногайской орды (Мангытский юрт).

Kaukasos (персидск. qäfqaz) – самое раннее упоминание этого географического названия встречается у древнегреческого драматурга Эсхила в трагедии “Прикованный Прометей”. В современной географии Кавказом именуют систему Кавказских горных хребтов, расположенных между Черным и Каспийским морями, северокавказский регион и территорию Закавказья. Однако по старым представлениям, Кавказ – обширная горная страна, пересекающая Азию от ее западных до восточных границ (от Черного до Охотского моря).

Исидор Севильский в сочинении “Этимология” привел иное понимание этого географического понятия, написав, что “Кавказские горы, протянувшиеся от Индии до Тавра, именуются на своем протяжении различными именами сообразно с разнообразием народов и языков”. Это обстоятельство объясняет причину появления в трудах европейских авторов географического названия “Индийский Кавказ”.

Гильом Рубрук, проехав через земли, расположенные севернее моря (Каспийского), в которое впадает река Волга (Этилия), увидел горы Кавказа, по его словам, соприкасающиеся с обеими сторонами моря от запада к востоку [4, c. 58]. Он был уверен, что упомянутая горная цепь тянется до восточной оконечности евразийского материка: “Все эти племена живут среди гор Кавказа, но у северных склонов этих гор, вплоть до восточного океана, с южной стороны Скифии, которую населяют пастухи Моалы (монголы – автор); все племена платят им дань, и все преданы идолопоклонству и рассказывают басни про множество богов, про некоторых обоготворенных людей и про родословную богов, как поступают и наши поэты. Между ними, в качестве пришельцев, примешаны вплоть до Катайи несториане и Саррацины” [18, c. 116].

Согласно средневековой мусульманской космографии, горы Qaf опоясывают весь мир (у персов известна поговорка Az Qaf ta Qaf ‘От края земли до края’). Горная цепь Каф предстает “концом света”, недоступной людям страной, где обитает мифическая птица Анко (Симург), покидающая гору лишь в редких случаях. Иными словами, по представлениям арабов и персов, земля окружена со всех сторон Мировым океаном и горной системой Каф, которая играла роль баланса и удерживала нашу планету в космосе. По грузинскому фольклору, Каф – мифическая гора, пристанище дэвов – злых духов и сказочных великанов.

Казахский миф о возникновении Земли повествует о том, что Бог, создатель мира, поднял с поверхности бесконечных вод океана круглый, похожий на яйцо, камень, одна сторона которого была наполнена огнем, другая – водой. В результате соединения этих двух основных элементов природы образовалось Небо, а твердый каменный покров стал Землей. Небо становилось просторнее, поднимаясь вверх. Земля увеличивалась, тяжелела и поэтому тянула вниз. Увидев это, Создатель заставил священного сивого быка (kök ögiz) держать земную твердь на своей спине. Чтобы уравновесить твердь на спине животного, бог возвел по краям Земли высокие горы.

Отметим, что в казахском фольклоре лексические варианты Goh-iy Qap > Qoyqap, восходящие к персидскому словосочетанию Kuh-i Qaf, букв. ‘гора (горы) Каф’, обозначают мифическую гору или горную местность, где обитают джинны-помощники шаманов (baqsılar’dıng jını mekendeytin jer). Но к литературному варианту Qap tawı ‘гора Каф’ дается пояснение Kawkaz tawı ‘Кавказские горы’. В произведениях устного народного творчества встречаются выражения Qap’tan köngilim biyik ‘Мое настроение выше Каф-горы’, Bilimi Gohiy-qap’tıng tawı’nday ‘Знания его велики, как гора Каф’.

Абубекир из рода кердери (Малый джуз), во время проведения поэтического состязания (aytıs) с каракалпаком Кулымбетом, изложил свои географические познания в стихах, при этом сообщил, что одна сторона третьего климатического пояса (ıqılım), в котором находятся Хиджаз, Йемен и Мекка, представлена горами Каф (Üşinşi – Hiyjaz, Iyämen, Meke boldı, / Bir şeti bu ıqılım’nıng Qaf’ta boldı), в них берет свое начало река Инд (Qaf’tan Ündi dariyası şıqqan).

Древнее географическое имя Каф сохранилось в фольклоре и фразеологической системе татарского языка: Qaf tawı – название великой горы, упоминающейся в сказках; Кавказ (äkiyätlär’dä söylänä torğan zur taw; Kawkaz). Устойчивые выражения Qaf tawı artı ~ Qaf tawı tigi yağı, букв. ‘Обратная сторона горы Каф’, употребляются в значении ‘очень далекое место’ (bīk yıraq urın mäğnäsin’dä – Qaf tawı’nıη tigi yağı).

Европейский автор Камилл Эмбо опубликовал в 1881 году перевод исторического сочинения китайского автора (Si Tou Tché), где в рассказе о событиях в Джунгарии, относящихся к середине XVIII века, встречается название Каоказалакские горы [4, c. 312], по всей видимости, представляющее собой передачу казахского сложного оронима Qaw qazılıq, образованного от слов qaw ‘сухой; высохшая трава; ковыль’ и qazı – возможно, сокращение от qazıqurt ~ qazığurt ‘горный либо полевой жабник, бледно-серое однолетнее травяное растение с прямым стеблем’ + аффикс -lıq (ср. Qazığurt – гора на небольшой возвышенности в Южно-Казахстанской области). Кроме того, в казахском языке существует омоним вышеприведенного слова – архаизм qaw ‘огромный; большой; сильный’ (zor, mıqtı, küşi taw’day degen uğım’da).

Обозначение гор словом Qazılıq и долины – Qıyan, букв. ‘речная долина’, встречается в эпической поэме “Ер-Таргын”, герой которой был родом с берегов Кубани (Qoban suwı).

Аналогичные топонимы были известны и на территории средневекового Могулистана в виде парного названия Qazı-Qıyan. В Хорезме был известен ороним Qıyan arqası.

Сходство природных характеристик двух значительно удаленных друг от друга местностей могло привести к их одинаковому наименованию. Например, тюркские названия со значением ‘Черные горы’ (Qara taw, Kara dağ) встречаются в разных регионах Евразии. Название ближайших гор, связанное с особенностями их растительного покрова, могло впоследствии распространиться на всю горную страну. Географической науке известны случаи, когда прежде безымянный горный массив получает свое обозначение по названию самой высокой горы.

Идентичное название Кавказских гор и возвышенности на юго-востоке Казахстана, видимо, породило у западноевропейских и мусульманских народов ложное представление о единой горной системе, протянувшейся через всю Азию, разделяя ее на южную и северную части, либо о мифическом каменном поясе Земли.

Исходя из указанных доводов, нельзя исключить вероятность происхождения географического названия Kaukasos ‘Кавказ’ от тюркского словосочетания Qaw qazı < Qaw qazılıq, передающего значение ‘(Горы и северные предгорья), поросшие травой – ковылем и горным жабником’ либо ‘Большие (горы), поросшие жабником’.

Принцип номинации горных массивов по характерному виду растения лежит в основе исконного названия Калбинского хребта, расположенного в Восточном Казахстане, в форме синтагмы Qalba taw от тюркского слова qalba ‘медвежий (горный) чеснок’ + taw ‘гора; горы, горный массив’.

Существует типологическая близость между приведенным казахским географическим названием Qalba taw ‘Чесночные горы’ и китайским макрооронимом Cōng lĭng, букв. ‘Луковые горы’, образованным из слов cōng ‘лук (растение)’ + lĭng ‘горный хребет; цепь гор’. Между этими топонимами обнаруживается и семантическая параллель: казахи нередко словом sarımsaq, букв. ‘чеснок’, называют лук, растущий на грядках в огороде, а дикий лук, встречающийся в горах, известен как taw sarımsaq. Именем Цунлинь (Cōng lĭng) китайцы обозначали горы Памира, часть южного Тянь-Шаня, Ферганы и западного Куньлуня, близ Кашгара.

А. Букейханов, коснувшись вопроса о развитии скотоводства в северо-восточной части территории Сары-Арки, привел название Bes Qazılıq, являвшееся общим для ряда горных местностей: Qarqaralı, Qaraquwıs, Yedirey, Quw, Bayanawıl (местное название Bayan-awla < монгольск. Bayan uwla ‘Священные горы’) tawı’n Bes Qazılıq deydi. Bul mal kindigi [5, c. 40]. Вариантом оронима Каоказалакские горы (Qaw qazılıq) могло быть название Quw qazılıq (см. горы Quw) при наличии в казахском языке форм слова qaw ~ quw, букв. ‘сухой’.

Приведем еще один факт: в исторических записках приводится информация о кочевьях аргынов: “Кочевья их зимою в горах Баян-Авла, Кызильтав, Далба, Укита-казлык, Чингиз Чиган, в вершинах р. Тургай, при горах Улытав”, где мы вновь встречаем слово qazılıq, в основе которого лежит корень qazı.

Предположение о том, что название Кавказ образовано от пары слов Qaw-qaz < тюркск. Quw-qaz, букв. ‘Гуси-лебеди’, в связи с тем, что за горные хребты осенью улетают дикие гуси, являет собой пример народной этимологии [22, c. 203], хотя фонетически возможно, учитывая звуковой переход -uw > -aw, наблюдаемый в названии селения Ahsaw (от тюркск. Aq suw, букв. ‘Белая вода’), расположенного у места впадения притока Белагидон в речку Урух (Северная Осетия).

Далеким от истины следует считать и мнение о том, что происхождение слова “Кавказ” следует искать в греческом корне со значением ‘гореть’, якобы указывающим на то, что во времена античности на Кавказе еще были видны дымящиеся вулканы [23, c. 81]. Сомнительными представляются и версии, предполагающие образование топонима от словосочетания kaz gravаn ‘сверкающие скалы’ или хеттского kaz-kaz – названия небольшого народа, жившего в давние времена на южном берегу Черного моря.

На диалектные особенности языка причерноморских скифов указывает топоним Eksampey, букв. ‘Священные Пути’ – название источника и местности. Первый компонент названия Ek- восходит к древнетюркскому слову ıduq ‘священный’, встречающемуся в тувинском и тофаларском языках в форме ıdıq, в якутском – ıtıq, в языке желтых уйгуров – yızıh, в алтайском, телеутском и киргизском языках – ıyıq, в карачаево-балкарском – в виде ıyıh, в казахском – uyıq ~ üyek, в самом западном из современных тюркских языков – караимском: yeh ~ yih. Здесь мы видим закономерное изменение фонемы [d] в звуки [z] и [y], наблюдаемое во многих тюркских словах в плане диахронии, а в последнем примере – стяжение слова: ıduq > ıyıq > uyıq > üyek > yeh ~ yek > ek. Последний вариант является греческой передачей тюркского слова. По сообщению византийского посла Земарха, ставка тюркского кагана находилась близ горы Ektag (тюркск. *Iduq tağ ~ *Uyıq taw ~ *Üyek taw ~ *Yek tağ, букв. ‘Священная гора’, возможно, Алтай).

Слово с семантикой ‘священный’ употреблялось у тюрков в сложных названиях особо почитаемых мест в связи с верой в духов – хозяев отдельных природных объектов. Так, например, в тувинском языке существовало выражение ıdıq tağ ‘священная гора’, в якутском – ıtıq haya ‘священная скала’, в казахском – jer uyıq ~ jer üyek ‘благодатная, обетованная земля’.

Papayos – верховный бог скифского пантеона. Соответствует наименованию бога неба в татарском языке Tängre babay, букв. ‘Небесный отец (дед)’. Верховный бог неба, громовержец, в образе старца, известен и в мифологии финно-угорских народов, ближайших соседей степных тюркоязычных этносов. Имя его супруги Api напоминает поволжско-татарское слово äbiy ‘бабушка’ (ср. ногайск. abay ‘мать’).

Культ неба был широко распространен у тюрков. Словом, обозначающим надземное пространство, видимое в форме свода, называли и бога неба.

Приведем варианты упомянутой древнетюркской лексемы: др.-тюркск. täηri, якутск. taηara ~ tağara, крым.-татарск. taηrı, турецк. tanrı, тувинск., алтайск. teηri ~ teηeri, тувинск.-тоджинск. deer, хакасск. tīgir ~ teger ~ ter, шорск. tegri, булгарск. tangra, казахск. täηiri ~ täηir ~ täyiri (в последней форме слово перешло в разряд междометий), карачаево-балкарск. teyri, татарск. täηri ~ täri (о чуждом боге, используется и как междометие, выражающее негодование: Täri! ~ Kirīş tärisi!, букв. ‘Бог’ ~ ‘Божество креста!’), чувашск. tură ~ toră. Чувашский бог Sulti-tura – высшее божество; творец, дающий дождь, урожай, счастье.

По мифологии марийцев, Kiyamat tora – владыка и судья загробного мира. Этому теониму структурно и лексически тождественно имя Kiyamat Taraze ‘дух-покровитель умерших’, представляющее собой адаптацию татарской синтагмы Qıyamat tärese ‘Бог Судного дня’ (слово kiyamat в марийском языке имеет также значение ‘черт’) < татарск. qıyamat ‘Судный день’ < арабск. qiyamät ‘вставание, восстание’. Мы видим, что в марийском языке имелись два разновременных заимствования тюркского слова (из чувашского и татарского).

Представления о боге неба и божестве грома и их тюркские имена, став широко известными среди монгольских, финно-угорских и германских народов, глубоко проникли в их этническую культуру.

Перечислим фонетические варианты древнетюркского названия бога tengri, появившиеся в языках этих народов: бурятск. tengeri ~ tengri, монгольск. tenger, марийск. tora, обско-угорск. torum, карельск. tuuri, финск. toora, эстонск. taara, саксонск. thunaer, др.-немецк. donаr, английск. thur, скандинавск. thorr. Два последних примера являются сокращенной формой слова thunar, thonar, ср. немецк. donner, английск. thunder, сербо-лужицк. dunder ‘гром’ < *tunger при чередовании звуков [g] ~ [d], которое встречается и в иных языках: караимск. диалектн. tengri ~ tendri ~ tenri, бурятск. литературн. tenger ~ бурятск. диалектн. tender ‘бог’, казахск. литературн. ıybadat ~ казахск. диалектн. ıybağat ‘поклонение богу’, русск. литературн. ангел ~ русск. диалектн. андел.

По одной из версии древней легенды, в скифской земле от Зевса и дочери реки Борисфен родился человек по имени Таргитай, будущий отец трех сыновей: Липоксая, Арпоксая и Колаксая, родоначальников скифских племен. На наш взгляд, предположение о том, что имя Targitay могло быть искажением тюркского *Tengritay ~ *Tegritay, имеет право на существование. Следует указать, что такая форма имени бога неба (с аффиксоидом -tay) засвидетельствована в хакасском языке: Tingirtay ~Tirgimtay ‘Бог неба’.

Sakriy ‘янтарь’ – окаменевшая смола хвойных растений третичного периода, желтого цвета различных оттенков; идет на различные поделки и украшения. Sakriy – греческая форма передачи скифского слова со значением ‘смола’. Плиний Старший (I в. н.э.) в “Естественной истории” приводит сообщение Ксенократа о том, что в Италии находится янтарь, который “называется там фион, а у скифов сакрий, ибо оный родится также и у них…” [16, с. 531].

В тюркских языках смола (липкий, твердеющий на воздухе сок хвойных и некоторых других растений), а также изготовленное из нее вещество, именуемое в народе жевательной серой, обозначается словами sakız ~ sağız ~ çağız и çayır (şayır). Оба приведенных слова являются фонетическими дериватами от единого архетипа *saqır ~ *saqız, появление которых обусловлено характерными для фонологии тюркских языков звуковыми изменениями [s] > [ç] > [ş], [q] > [ğ] > [y], [r] > [z].

Исходя из графической формы и семантики скифской глоссы sakriy ‘отвердевшая смола’, есть основания предполагать, что она является адаптированной формой древнетюркского слова *saqır, имеющего близкое значение ‘смола’.

Относительно скифской пищи Геродот приводит три родовых названия продуктов питания: “Сами они едят мясо, пьют кобылье молоко и едят иппаку” [5, c. 66]. Античные историки упоминали среди причерноморских скифов группу земледельцев, которые сеяли хлеб на продажу. Для этимологизации глоссы ippakoi ‘хлеба’ (форма мн.ч.) приведем аналогичные слова, имеющиеся в ряде тюркских языков: татарск. īkmäk, турецк. ekmek, шорск. itpak, алтайск. ötpök ‘хлеб’ (< ek- ~ yek- ~ īk- ‘сеять’, ср. казахск. yekpe ‘посеянное; выращенное’). Нельзя исключить следующий ход изменения рассматриваемой лексемы: īkmäk > *ītmäk > *ītpäk > *īppäk > мн.ч. ippakoi. Предполагаемая вариация слов указывает на регрессивную ассимиляцию предыдущего согласного: [tp] > [pp].

Подобное изменение, приводящее к аналогичному фонетическому результату, наблюдается в вариантах этнонима argippei ~ orgempei, обозначавшего один из скифских народов Казахстана: [mp] > [pp]. Возможно, от лексемы *īppäk > *īppäy > *īppīy ведет происхождение татарский диалектизм īpī ~ īpīy ‘хлеб’. Однако Гиппократ (V в. до н.э.) под этим названием подразумевает съестной продукт в виде твердой и полутвердой массы, приготовляемой из заквашенного особым способом молока, т.е. то, что в современных тюркских языках именуется словом qurut ~ qurt: “Влив молоко в деревянные сосуды, они встряхивают их; взбалтываемое молоко пенится и разделяется, причем жир, который они называют vutir (qaymaq ‘сливки’ – автор), по своей легкости отделяется и поднимается вверх, а тяжелая и плотная часть оседает вниз (kök süt ‘обезжиренное молоко’ – автор). Ее отделяют и сушат, когда она сгустится и высохнет, ее называют ippakoi” [24, c. 27].

В Азии обитали аргиппеи – своеобразный этнос, почитавшийся, по свидетельству Геродота, священным; “они улаживают распри соседей, и если у них найдет убежище какой-нибудь изгнанник, то его никто не смеет обидеть”. В их стране произрастает дерево, величиной “со смоковницу; плод его похож на бобовый, но с косточкой внутри”. Далее античный историк пишет о том, что “спелый плод выжимают через ткань, и из него вытекает черный сок под названием ashi. Сок этот они лижут и пьют, смешивая с молоком. Из гущи ashi они приготавливают в пищу лепешки” [16, c. 487].

Приведенная глосса, вероятно, представляет собой передачу тюркского слова içki ~ işki ‘напиток; алкогольный напиток’ (морфологически более сложные варианты: içkilik / işkilik ~ içimlik / işimdik), образованного от глагола iç- ~ iş ‘пить’. Приведем примеры из лексики ряда тюркских языков: др.-тюркск. içgü ~ içkü, туркменск. içgi, киргизск. içki, сарыг-югурск. işki, чувашск. ăśkă ‘питье; напиток’. Ввиду того, что в фонетической системе греческого языка отсутствуют шипящие звуки [ç] и [ş], они могли быть заменены свистящим [s]. Скифская глосса наиболее фонетически близка к чувашскому варианту рассмотренного слова. Приготовленные из сухофруктов тонкие сладкие сухие лепешки называются у тюрков словом qaq, букв. ‘сухой; высохший’.

Жители богатых рудными месторождениями районов Древнего Казахстана с незапамятных времен добывали в больших количествах медную руду для собственных нужд и большей частью для экспорта. Медь и олово, а также их сплавы поставлялись в Китай, Среднюю Азию, Месопотамию, Анатолию и на запад, за Урал.

Значение ‘бронза’ у слова beren (существующего ныне в казахском языке в виде архаизма) появилось, вероятно, в начале II тыс. до н.э. Казахское диалектное слово bereηgi (в языке фольклора – beren) использовалось в значении ‘кольчуга’ и первоначально обозначало медные и бронзовые латы, защищающие от холодного оружия. Лексема образована аффиксальным способом от термина beren, обозначающего очень прочный металл (по сравнению с медью бронза обладала большей твердостью).

В связи с заменой бронзового оружия на железное, семантика слова, сохраняя основной смысл ‘твердый металл’ (ср. однокоренное слово berik ‘крепкий’), со временем изменилась – оно стало обозначать ‘сталь; доспехи (jeηsiz beren ‘безрукавные доспехи’); колюще-рубящее оружие, изготовленное из стали (aq beren, kök beren); ружье (beren mıltıq)’.

Как показывает этимологический анализ, лексема beren вместе с металлическими доспехами кочевников стала известна и контактирующим с ними восточным славянам (см. русск. бронь ~ броня). Через посредство персидского языка (тюркск. berengi > персидск. berendji) это слово было усвоено европейскими языками (см. французск. bronze).

1. Akinakes – a short scythian sword.

Скифское слово акинак, вероятнее всего, является греческой передачей лексемы aq-qımaq < aq ‘белый’ + qım ‘заостроенный конец пики, копья; наконечник копья’ + аффикс -aq. Лексема qım как архаизм сохранилась в казахском языке. Чередование фонем /m/ ~ /n/ – явление, нередко отмечаемое в тюркских языках. Напр., казахск. литературн. kemer ‘обрывистый берег; пояс’ ~ kener ‘верхний край; край берега’ ~ диалектн. qınar ‘берег реки’, казахск. литературн. qımta- ~ диалектн. qınta- ‘укутывать; прикрывать; подоткнуть’ > русск. *kъnta-ti > кутать, казахск. umıt- ~ татарск. unıt- ‘забыть’.

В киргизском языке есть однокоренное слово qıma ‘наконечник копья’ (ср. турецк. qama ~ kama ‘большой нож’). Вероятно, в виду функциональной близости и сходства клинка кинжала или боевого ножа с наконечником копья, имеющим острие и два симметрично расположенных лезвия, в кумыкском языке был термин qama cо значением ‘кинжал’, перешедший в разряд архаизмов.

Другой пример: казахская синтагма selebe pışaq имеет значение ‘большой нож”, термином selebe обозначали полусаблю (jeke awız selebe ‘сабля с однолезвийным клинком’), от этого слова происходят русское сабля, немецкое säber, английск. saber ~ sabre. В толковых казахских словарях термин selebe определяется не только как как ‘оружие с острым клинком’ (uşı üşkir, jüzi ötkir urıs qaruwı), но и ‘копье с кинжальным наконечником’ (uşı qanjar sıyaqtı ötkir nayza).

Еще пример перехода названия поражающей части оружия в терминологическую группу обозначений оружия: süηgi ‘многогранный наконечник (копья, пики)’ ~ ‘штык’ > ‘пика’ (исходное слово süηgi- ‘погружатьcя, нырять; углубляться’).

Слово aq употребляется в качестве атрибута к названиям оружия и доспехов и передает значение ‘сделанный из стали высокого качества’ и встречается в синтагмах: aq sawıt, aq beren, aq kirewke, aq balta, aq almas, aq nayza, aq süηgi (ср. русские синтагмы белый доспех, белое оружие, немецк. blanke Waffe).

Аффикс -aq ~ -ek обычно имеет значение уменьшительности либо указывает на возникновение новой семантики и встречается, например, в слове başaq ‘колос; наконечник стрелы’ < baş ‘голова’ (узбекск. başoq, казахск. masaq), at ‘имя’ > ataq ‘звание; известность’, köz ‘глаз’ > közek ‘отверстие в перекрестной рейке потолочного круга юрты’, qır qaz, букв. ‘дикий гусь’ (wild goose, варианты: qırğız, circass-ian), метафорич. ‘степняк, регулярно участвующий в военных походах (которые совершались обычно осенью)’ > qır qazaq ‘степной казак’ > qazaq ‘казак; казах’.

2. Sagaris – an axe of scythian warriоr.

Ряд названий боевого оружия (сабель, мечей, топоров, стрел) представлены причастиями и прилагательными, обозначающими их по производимому действию. Например, в казахском языке имеются слова, относящиеся к архаичному лексическому фонду: qırqar, букв. ‘срезающий’ — сабля; кинжал, keser, букв. ‘режущий’ – боевой нож, saq yeter, букв. ‘ударяющий’ – боевая дубина, keskir, букв. ‘острый’ – холодное оружие, qıyğır, букв. ‘режущий’ – холодное оружие, köbe buzar, букв. ‘ломающая доспехи’ – бронебойная стрела.

Скифское sagar (+ греческ. окончание -is) могло быть образовано от *saq- + аффикс причастия будущего времени -ar. Ср. казахск. saq yet- ‘издать резкий щелкающий стук’, saq-saq yet- ‘издавать щелкающие звуки, клацать’. Глагол в форме saq- в словарях не зафиксирован. Возможно, от soğar, букв. ‘бьющий, ударяющий’ < глагол soq- ‘ударять, бить; ковать’.

Но более вероятно то, что слово образовано от глагола çaq- ~ şaq- ‘колоть, дробить, щелкать; жалить, кусать; высекать огонь ударом о кремень’. Ср. однокоренные слова: татарск. çaqma çaq- ‘высекать огонь кресалом’, çaqma ‘огниво, кресало’, çaqma taşı ~ çaqma-taş ‘кремень’; казахск. şaq-şaq yet- ‘производить резкий, отрывистый звук, лязг’ (о металлических предметах), şaq-şuq ‘лязг, стукотня’, şaqpaq ‘огниво; кремень’, şаqır ‘звук, лязг’.

От корня çaq- ~ şaq- образовано другое название боевого топора *çaqqan ~ *şaqqan > çaqan ~ şaqan > русск. чекан. Следовательно, названия *çaqar > *çağar ~ şağar и *çaqqan > çaqan ~ şaqan — гомогенны, имеют тождественную семантику (обозначая боевой топорик), отличаясь лишь аффиксами -ar ~ -er (причастия будущего времени) и -qan ~ -ken ~ -ğan ~ -gen (причастия прошедшего времени), которые являются синонимичными в плане номинации предметов по действию. Ср. однокоренное слово, образованное с помощью аффикса -qış: казахск. şaqqış ‘колун (вид топора)’, синоним, имеющий тот же формант – jarğış < jar- ‘раскалывать, рассечь; прорвать’.

В связи с отсутствием в фонетической системе греческого языка шипящих согласных, фонема /ç/ была заменена в заимствованном слове звуком /s/: *çaqar ~ *çağar > sagaris.

3. Arimoi (латинск. Arimi) — a Cymmerian tribe in Asia Minor.

Киммерицы, как и впоследствии скифы, сарматы, аланы, гунны, авары, булгары,куманы, печенеги и др., расселялись на Балканах, уходили в Западную Европу. Так, например, часть киммеров (kimmerioi, kimbri) ушла на север Германии (латинск. cimbri, немецк. cimbern ‘кимвры’), другая – на северо-западе Франции (кимврийцы, кимрийцы), затем они оказались на Британских островах (cymri – древние племена, поселившиеся в горных районах Уэльса, архаическ. название – Cambria, kimraeg – самоназвание валлийцев).

Какая-то группа ушла в Ассирию и Малую Азию, где осела в Южной Каппадокии (др.-еврейск. Gamer, др.-армянск. Gamir-k). Часть осталась на местах прежнего обитания (на западе Северного Кавказа и в Северном Причерноморье) под властью скифов. Отдельные группы осели в области Нижнего Дуная. Другие через Валахию ушли в Македонию, третьи – через Трансильванию, Большую Венгерскую равнину и Восточные Альпы – в Южную Францию.

Некоторые исследователи предполагают, что отдельные роды киммерийцев прошли севернее Карпатских гор и оказались в Бельгии, иные поселились в Скандинавии и Британии. Во главе с будущим героем Троянской войны Ахиллесом киммерийцы-мирмидоняне обосновались в Фессалии (Греция), а затем участвовали в Первой мировой войне, вместе с эллинами осаждая Илион.

Аримы (ассирийск. arima, урартск. arme) – киммерийское племя, обосновавшееся в Киликии. Страбон локализовал их в Лидии. Они неизбежно вступали в контакты с автохтонным населением, постепенно смешиваясь, заимствовали слова и усваивали местный язык. Ввиду этого остальные киммерийцы могли называть метисированных соплеменников тюркским словом yarım ‘половинные’.

Приведем параллель: в средние века было употребительно слово караунас (метис), которым кочевники Могулистана презрительно именовали чагатаев – тюркское население Мавераннахра, смешивавшееся с таджиками и, вероятно, иногда, в связи с утратой или недостатком скота, переходившее к занятию земледелием.

Казанские татары насмешливо называли мишарей (носителей западного диалекта поволжско-татарского языка) yarım-urıs, букв. ‘полурусский’ из-за употребления немалого числа русских слов в речи последних.

Слово yarım входит в состав этнонима arimaspoi (аримаспы), в котором имеет значение ‘один из парного соматического органа’.

Еще пример использования слова yarım применительно к определенной категории населения. В XIX в. турки называли помаков (болгар-мусульман) yarım dinli, букв. ‘полуверные’, видимо, из-за того, что те придерживались каких-то старых обычаев, связанных с православной традицией. Возможно, помаки — потомки тюркских племен, воспринявших славянский язык.

Существует предположение, что небольшой этнос каракачаны (саракачаны, влахи) – тюркские племена, перешедшие на новогреческий язык. Гачаны – средневековое (аварское?) племя, обитавшее в Далмации, были ассимилированы хорватами.

4. Saioi – самоназвание царских скифов, т.е. того племени, из которого вышла династия царей номадов и которое находится в их непосредственном подчинении в качестве дружины или гвардии. Ср. казахск. say ‘достойный; соответствующий, подходящий; изобильный” (слово с очень позитивной экспрессией). Вероятно, это либо соционим, либо почетное прозвание, впоследствии — ввиду привелегированного положения племени — ставшее этнонимом.

Греческое boreas ‘борей, северный ветер’, по мнению некоторых исследователей, является греческой адаптацией субстантивированного тюркского глагола boraw ‘дуть, поднимать ветром снег, пыль’ > ‘ветер’. Этот глагол лежит в основе казахских лексем boran (< * borağan) ‘снежный буран’ и borasın ‘поземка’.

Антропонимическая система многих народов характеризуется гетерогенностью, которая обусловлена взаимовлиянием культур. Известно, что существуют разные традиции и принципы наречения людей, в том числе именами, восходящими к именам и нарицательным словам, взятым из языка других этносов. Об этом писал средневековый автор Иордан (VI в.): “Все знают и обращали внимание, насколько в обычае у племен перенимать по большей части имена: у римлян – македонские, у греков – римские, у сарматов – германские. Готы же по преимуществу заимствуют имена гуннские” [25, c. 641]. Все это заставляет быть осторожным при использовании результатов этимологического анализа имен собственных для языковой идентификации их носителей.

Mazdak – имя исторического лица (V – VI вв.), ставшего во главе восстания народных масс древнего Ирана против зороастрийского жречества и знати; признается основоположником религиозно-философского учения маздакизма. Имя имеет полное фонетическое тождество с казахской лексемой mazdaq ‘ровно горящее пламя’, образованной от глагола mazda- ‘гореть ровно, без чада’. Наречение человека таким именем, видимо, объясняется влиянием традиций распространившейся в Иране, Закавказье и Средней Азии зороастрийской религии, в которой главным был культ огня.

Помимо результатов этимологического анализа скифских слов, относящихся к разным лексико-семантическим группам и встречающихся в письменных памятниках Запада и Востока; достоверные выводы, связанные с проблемой лингвистической идентификации киммерийцев, скифов, сарматов, аланов и других древних кочевых этносов степной полосы Евразии могут быть сделаны на основе исследования мифологии номадов, следы которой сохранились в фольклоре многих народов Старого Света, и этнографических сопоставлений элементов культуры европейских и азиатских скифов и более поздних тюркских этносов, обитавших и ныне проживающих на территории Сибири, Казахстана, Средней Азии, Северного Кавказа, Крыма и Поволжья.

Геродот приводит описание мобильного жилища скифов: “… а живут они в кибитках, из которых наименьшие бывают четырехколесные, а другие – шестиколесные; они кругом закрыты войлоком и устроены подобно домам, одни с двумя, другие с тремя отделениями; они непроницаемы ни для воды, ни для света, ни для ветра. В эти повозки запрягают по две или по три пары волов. В таких кибитках помещаются женщины, а мужчины ездят верхом на лошадях, за ними идут их стада овец и коров, и табуны лошадей” [5, c. 66].

Греческий автор Страбон писал: “Кибитки номадов (кочевников) сделаны из войлока и прикреплены к повозкам, на которых они живут; вокруг кибиток пасется скот, мясом, сыром и молоком которого они питаются” [13, c. 13]. Известно, что при перекочевке войлочные юрты усуней устанавливались на большие повозки, запряженные быками и верблюдами. Внутри она застилалась коврами и кошмами [5, c. 98].

Судя по сведениям, приведенным в трудах Геродота и Страбона, аналогичные дома на повозках были и у массагетов [4, c. 14 – 15]. Античный автор Тацит (I – II вв. н.э.) указывал на наличие подобных жилищ у современных ему кочевников Причерноморья: “Сарматы, проводящие всю жизнь в повозках и на коне”. Такой тип жилища долгое время сохранялся у кочевых тюркских народов, для обозначения западной части которых в античные времена использовался эпитет hamaxobioi, букв. ‘живущие в повозках’.

В средневековых письменных памятниках неоднократно встречается описание передвижного жилища. Гийом Рубрук приводит следующие размеры: “И они делают подобные жилища настолько большими, что те имеют иногда тридцать футов в ширину. Именно я вымерил однажды ширину между следами колес одной повозки в 20 футов, а когда дом был на повозке, он выдавался за колеса по крайней мере на пять футов с того и другого бока. Я насчитал у одной повозки 22 быка, тянущих дом, одиннадцать в один ряд вдоль ширины повозки и еще 11 перед ними” [4, c. 64].

Мусульманский историк Рузбехан сообщает, что у казахов были дома-повозки: “Эти кибитки установлены на повозках, они очень громадны и вместительны, а также имеют окошки и форточки, и покрыты войлоком. Внутри прекрасны по устройству и красивы точно также, как дома эмиров и султанов”. В другом месте своего труда он писал: “Многие деревья в этой стране бывают крепкие, из них делают с большим искусством красивые арбы на четырех колесах и с кибиткой наверху” [4, c. 133].

Выдавая замуж дочь, казахи заказывали свадебный головной убор (säwkele) и крытую изящную повозку (küyme ~ küymeli arba). Древние китайцы именовали соседние тюркоязычные племена теле словосочетанием gāo güy, букв. ‘высокие повозки’. Видимо, они заимствовали у тюрок обозначение их перевозочного средства и по законам своего языка, отличающегося моносиллабизмом, сократили его до начального слога: küyme > güy. Китайское прилагательное gāo обнаруживает фонетическую и смысловую близость к казахскому архаическому слову qaw ‘большой’ (возможно, тюркск. *qaw küyme > китайск. gāo güy).

Гомер в поэме “Илиада” приводит ряд эпитетов, характеризующих причерноморских номадов: abioi ‘бедные’, agauoi ‘дивные’, galaktophagoi ‘млеком питающиеся’, hippemolgoi ‘доители лошадей (кобылиц)’. Эти определения, описанные древними авторами народные обычаи скифов, встречающиеся в античных письменных трудах отдельные фразеологические выражения можно связать с культурой и языком последующих этносов кочевников Центральной Азии и Восточной Европы.

Обычай вознаграждения смелого воина кубком вина существовал у скифов и гуннов, отражен в богатырских сказаниях о нартах, обитавших близ реки Волги (древний фольклор западных тюрок). В наши дни он сохранился в виде вручения приза (кубка) за победу в спортивных состязаниях. Античный историк Геродот писал: “Ежегодно раз в году каждый начальник в своем околотке приготовляет чашу вина, из которой пьют те лишь скифы, которые умертвили врагов; напротив, те, из скифов, за которыми нет таких подвигов, не вкушают этого вина и как обесчещенные садятся в сторону; это самый тяжелый позор для них. Напротив, если кто из скифов убил очень много врагов, тот получает две чаши и пьет вино из обеих разом” [15, c. 11].

Относительно аналогичного воинского ритуала, существовавшего у гуннов, в историко-литературных источниках сохранилось следующее сообщение: “Кто в сражении отрубит голову неприятелю или возьмет его в плен – жалуется одним кубком вина, ему же подают захваченную добычу, а взятых в плен делают рабами и рабынями” [5, c. 85 – 86 ].

В следующих оборотах речи, нередко используемых казахами, ant işüw ~ ant suw işüw ‘клясться, клятвенно заверять’ (букв. ‘пить клятву’ или ‘пить воду клятвы’) отражен характер ритуального действия при торжественном обещании, уверении. Выражения ant urğan ~ ant atqan ~ ant soqqan, букв. ‘пораженный клятвой’ (существительное ant ‘клятва’ + глагол ur- ‘бить, ударять’ или at- ‘метать; стрелять’ или soq- ‘ударять, бить’ + аффикс причастия ğan ~ -qan), на русский язык переводится словом проклятый.

Отметим, что морфологический и фонетический процессы привели к тому, что в одном из говоров среднего диалекта поволжско-татарского языка аналогичный оборот выступает единым словом antışuw ‘клясться, давать клятву’, в котором этимон, отражающий определенное действие (ant içüw ‘пить клятву’), затемнен, т.е. абстрактный смысл оторвался от предметного значения.

Описание Геродотом более древней формы принесения клятвы позволяют исследовать фразеологизм в этиологическом аспекте, а также провести этнографическую параллель, связывающие культуру скифов и современных тюркских народов: “Все договоры о дружбе, освященные клятвой, у скифов совершаются так. В большую глиняную чашу наливают вино, смешанное с кровью участников договора (для этого делают укол шилом на коже или маленький надрез ножом). Затем в чашу погружают меч, стрелы, секиру и копье. После этого обряда произносят длинные заклинания, а затем как сами участники договора, так и наиболее уважаемые из присутствующих пьют из чаши” [16, c. 501].

Рассмотрим следующие этнографические параллели. По древнему обычаю казахов, покойника долго оплакивали, в знак выражения скорби женщины наносили себе ногтями раны на лицо (bet jırtuw). Менандр Протектор упоминает следующий факт: в 576 году некий Валентинос был послан к тюркскому хагану Турксантосу, сыну Дизабула. Хаган сказал ему и сопровождающим его лицам: “Так как вы застали меня в глубокой скорби, ибо мой отец умер, вы должны были разрезать свои лица мечами согласно нашему похоронному обряду”. Тогда Валентинос и его люди так и сделали [4, c. 18].

Согласно китайскому историческому труду “Тан шу”, люди народности тукюэ при погребении “перед входом в палатку ножом надрезают себе лицо и производят плач; кровь и слезы совокупно льются. Таким образом поступают семь раз и оканчивают”. Приведем отрывок из книги Геродота о скифских обычаях, связанных с похоронами царя: “Тот народ, к которому привозят покойника, делает то же самое, что и царственные скифы, именно: и там люди отрезают себе часть уха, стригут кругом волосы, делают себе на руках порезы, расцарапывают лоб и нос, а левую руку прокалывают стрелами” [15, c. 11].

В “Истории” Геродота повествуется о следующем факте, отражающем древний обычай наследования имущества и владений, а также женщин: “У Ариапифа, царя скифов, кроме других детей, был еще сын Скил… Впоследствии через некоторое время Ариапифа коварно умертвил Спаргапиф, царь агафирсов, и престол по наследству перешел к Скилу вместе с одной из жен покойного отца, по имени Опия” [16, c. 504].

Памятник древнерусской литературы “Повесть временных лет” сохранил сведения о существовании этой традиции у средневековых кыпчаков, когда по смерти отца сын наследует ему: “Так же вот и при нас ныне половцы держат закон отцов своих… берут в жены своих мачех и свекровей, и иные обычаи своих отцов исполняют” [16, с. 662].

Китайский историк Вэй Шоу в сочинении “История династии Вэй” повествуя о древнем кочевом этносе Центральной Азии, именуемом туюйхуни, писал об их нравах: “В случае смерти отца или старшего брата женятся на мачехах и женах старших братьев, и в этом обычаи такие же, как и у туцзюэсцев [т.е. тюрков]” [17, c. 227].

Рассказы, изложенные в трудах античных писателей, свидетельствуют о том, что причерноморские номады знали шаманизм, отдельные элементы которого вместе с мифологическими мотивами и эпическими сюжетами были заимствованы греками из скифской культуры [26, c. 97].

Некоторые скифские названия и образные выражения могли попасть в язык древних греков в результате их калькирования. Так, австрийский дипломат Герберштейн в “Записках о Московии”, рассказывая о татарах, сообщает относительно их способа ориентировки: “Так как они почти все кочуют без определенных жилищ, то обычно направляют свой путь по наблюдению звезд, главным образом северного полюса, который они называют на своем языке Железный кол…” [4, c. 156].

По представлениям кочевников, вокруг “небесного кола” (казахск. Temir qazıq ‘Железный кол’, у древних тюрков Altın qazıq ‘Золотой кол’) на привязи ходят два иноходца (β и γ Малой Медведицы). Переведенное на греческий язык словом polos ‘кол, шест, ось’, через латинскую форму polus, это название стало позже известно в европейских языках (английск. Pole star ‘Кол-звезда’, немецк. Himmelspole ‘Небесная ось’; русск. диалектн. Прикол – ‘Полярная звезда’ непосредственно воспринято от тюрок).

Аналогичный смысл, имеющийся в названии этой звезды (Небесный кол) на Чукотке, указывает на наличие следов опосредствованного влияния тюркской культуры на этносы северо-восточной оконечности Евразийского материка.

Еще в начале XX века появилась идея о влиянии культуры степного населения Внутренней Евразии на становление европейской цивилизации в результате миграций на запад отдельных кочевых народов. Э. Нельсон-Фелл, управляющий Лондонской горнодобывающей компании, владевшей несколькими медными рудниками, угольными шахтами и плавильными мастерскими в центре Степного края, писал: “… действие этих былей происходит в казахских степях – части центральноазиатского плато, которое стало колыбелью всех наших западных образов мысли, культур и религий” [5, c. 15].

В 515 году до н.э. персидский царь Дарий с многочисленной армией вторгся в страну причерноморских скифов. Номады, разделившись на три части, не вступая в крупные сражения, но своими внезапными набегами уничтожая небольшие вражеские отряды, заманивали неприятеля в глубь своей территории. Дарий, желая спровоцировать кочевников на генеральную битву, послал к скифскому царю Иданфирсу вестника, через которого заявил себя владыкой последнего и которому предложил явиться “с землей и водой” для переговоров. Ответ Иданфирса завершался следующими словами: “А тебе вместо даров земли и воды я пошлю такие дары, какие приличествуют тебе получить. Наконец, за то, что ты назвал себя моим владыкой, ты мне поплатишься”. Когда скифские цари отправили к Дарию послов с подарками, состоящими из птицы, мыши, лягушки и пяти стрел, персидский властитель ошибочно определил их значение, решив, что “скифы отдавались ему с землей и водой” [5, c. 73].

В рассказе Геродота несколько раз встречается сочетание слов со значением ‘земля и вода’. Понятие, передаваемое словами yer-sub ~ yär-sub, букв. ‘земля-вода’, у древних тюркоязычных народов было священным (см. др.-тюркск. выражение ıduq yär-sub ‘Священная Родина’, казахск. jer-suw ‘территория проживания и хозяйствования; родной край, родина’) [27, c. 63 – 69]. Несомненно, что в данном случае мы встречаемся с примером калькирования на греческий язык скифского выражения с сохранением специфической семантики.

Со слов Геродота, скифы и их соседи образно называли снежные хлопья перьями. Обратившись к казахскому языку, мы находим фразему ulpa qar ‘рыхлый, пушистый снег’. Определение ulpa встречается в словосочетании ulpa jün ‘пушистая (мягкая) шерсть’. Составители Толкового словаря казахского языка привели к рассмотренной вокабуле, помимо синтагмы ulpa qar ‘очень мягкий снег в виде крупных хлопьев’, еще несколько примеров, иллюстрирующих его употребление в речи: ulpa qawırsındar ‘мягкие перья’, aq ulpa şaη ‘белая мягкая пыль’, küriş’tiη ulpaları ‘мягкие верхушки растений риса’ [28, c. 683]; см. предложение Jer üsti aq mamıq, aq maqta’day ulpa qar ‘Поверхность земли – белый пух, подобен белому хлопку пушистый снег’.

Античные авторы связывали культ Аполлона с Северным Причерноморьем и страной гипербореев. Невероятные события, содержащиеся в древнегреческих легендах об Аристее из Проконнеса, по своему характеру имеют отношение к сфере представлений о магических способностях и практике шаманов. Геродот описал шаманский обряд, совершаемый в скифской юрте. Для достижения экстатического состояния использовались семена конопли, которые бросали на раскаленные камни. Исследователи установили, что в сообщениях об Аристее содержится информация о шаманском “путешествии” его души, отделившейся от тела, о “перевоплощении” в ворона, а также рассказы о дальних странах, якобы увиденных во время “полета”.

Философ-стоик Максим Тирский (II в. н.э.) так описывал “посещение” Аристеем гипербореев: “Он рассказывал, как его душа покидала его тело и, паря в небе, пересекала страны, и греческие, и чужеземные, все острова, реки, горы; что пределом его путешествия была страна гипербореев. Таким образом он получил обильные знания о всех обычаях… о различных ландшафтах и климатах, о морских приливах и разливах рек…” [26, с. 96].

Известно, что шаманизм как специфическая форма мистических представлений о сверхъестественных силах и существах, был распространен у народов Сибири, Северной Азии и севера Восточной Европы. Так, например, перед любым важным событием алтайцы обращались к помощи шамана и приносили в жертву богам лошадей. Эта практика сохранялась у них до конца первой четверти XX века.

Немецкий этнограф Георги писал: “В начале столетия обратились киргизцы по прельщению туркестанских священнослужителей от шаманского язычества к магометанскому закону” [4, c. 245]. Однако еще во второй половине прошлого столетия среди казахов встречались лица, применявшие на практике шаманские приемы. Так, со слов информатора С., в селении Майское Павлодарской области жила женщина, способная к ясновидению. Однажды, когда к ней обратились по поводу исчезновения человека, выехавшего зимой на тракторе из села, женщина-экстрасенс стала описывать место его гибели, сопровождая свою речь-пение игрой на музыкальном инструменте. До сих пор среди казахов встречаются лица, претендующие на роль ясновидцев.

Сведения о шамане по имени Абарис, позволяют видеть в нем особый социальный тип человека, функции которого у казахов выполняли впоследствии уже раздельно baqsı (тюркск. baqşı ~ bahşı) ‘знахарь; лицо, излечивающее людей от болезней, используя помощь духов-помощников, а также обладающее даром ясновидения’ и jayşı (тюркск. yadaçı) ‘колдун; человек, способный изменить погоду, вызвать дождь, используя магический камень либо обратившийся с молитвой к богу’.

Киргизы верили, что колдун djayçı способен вызвать благодатный дождь на знойную землю. О таких чародеях сохранились сведения в этнографических материалах европейских исследователей. Путешественник, шведский ботаник Й.П. Фальк указывал, что “баксы могут изгонять дьявола, знать минувшее и будущее, выявлять грабителей, играть с людьми злые шутки и т.д. Диакса (jayşı – автор) – по части дождя, грозы и ветра. Он их может наслать или, наоборот, предотвратить. Эти дела диакса делает при помощи особого крапчатого камня, величиной с куриное яйцо. Такие камни теперь расцениваются в Бухаре, где их отыскивают, уже наравне с десятком, даже с дюжиною коней. Когда нужен дождь, диакса лезет со своим камнем в воду и привязывает его к камышу. И вот, на расстоянии не более, как одного дня пути, уже набираются облака и, конечно, разрешаются грозой, дождем, ветром. Когда осадков становится достаточно, диакса лезет опять в воду и забирает свой камень. Во время военных столкновений он присоединяет к камню еще бурдюк с водой и вот устраивает во вражеском лагере злейшее ненастье в то время, как у своих в лагере погода самая чудесная” [4, c. 253 – 254].

Согласно китайскому источнику “Лян шу”, среди кочевников жуаньжуаней (ruan-ruan) были колдуны, способные вызывать ветер со снегом. Автор “Сокровенного сказания”, рассказывая о битве между Чжамуха и Чингисханом, упоминает двух волхвов, усилиями которых разразился ливень и ураган [17, с. 61 – 62].

В связи с вышесказанным уместно вспомнить, что об известном в античном мире гиперборее сообщали следующее: “Из страны гипербореев прибыл скиф Абарис… весьма опытный в священнослужении… На подаренной ему стреле Аполлона Гиперборейского он переправлялся через реки, моря и непроходимые места, как бы путешествуя по воздуху… Во время путешествий, как гласит молва, он совершал очищения и изгонял моровые болезни и поветрия… делал достоверные предсказания о землетрясениях… успокаивал бурные ветры… и усмирял речные и морские волнения” [26, c. 97].

Под “стрелой Аполлона” (в одном из преданий этот бог выступает как податель дождя), видимо, следует понимать “громовой камень” (тюркск. yada taş, казахск. jay tası, ср. татарск. yäşen taşı, турецк. yeşim taşı). Молнию казахи иногда называли jay otı ‘огонь громового камня’ или jay oğı, букв. ‘стрела громового камня’.

Магический камень yada taş искали в желудках приносимых в жертву овец и коров, в гнездах орлов и соколов, в темных пещерах. Когда животное держало такой камень во рту, облака сгущались над ним, так как при помощи магического предмета можно было вызвать или прекратить дождь и снег. Если его нечаянно роняли в реку, сорок дней и ночей шел снег.

Человек, владеющий yada taş’ем, становится заклинателем дождя и ясновидящим, предсказателем будущего; во время битвы он придает силу воину и делает его неуязвимым. Орел, посланец бога-громовержца, иногда сам приносил мудрым и справедливым людям этот волшебный камень [29, c. 39 – 40].

Архаические представления древних тюрков оказались известны туарегам Северной Африки. Вероятнее всего, они были восприняты от кочевников-аланов, выходцев из Западного Казахстана, волею истории оказавшихся на южном побережье Средиземного моря.

Французский исследователь петроглифов горных районов Сахары Анри Лот писал о том, что в одном из мест на юго-востоке Алжира, используемом для чтения молитвы кочевниками-мусульманами, он обнаружил неолитический жернов из белого кварцита. По мнению местных жителей, чтобы вызвать дождь, достаточно было помолиться перед этим камнем, предварительно помазав его сажей, символизирующей черные тучи. Они считали, что человек, владеющий магическим белым камнем, получает благодать и имеет власть даровать дождь. Анри Лот отмечает, что у туарегов языческие обряды и суеверия оказались живучими, несмотря на неприятие их исламом [30, c. 15].

Прямую параллель к этим представлениям и обрядам мы находим в Южной Сибири, где в прежние времена обладатель yada taş’а привязывал камень к палке и коптил его над огнем, затем, размахивая этим магическим предметом во все стороны, громко читал заклинание, чтобы вызвать дождь [29, c. 39 – 40]. Приведем еще один факт, связывающий далекие географические регионы и обусловленный исторической миграцией аланов: в Казахстане до сих пор встречаются охотники-беркутчи, которые ловят диких зверей с помощью обученного орла; этот способ поимки дичи был известен и в средневековой Северной Африке.

Древнюю Элладу посетили не только знаменитые в античном мире скифы Абарис, Анахарсис и Токсарис. Арриан в своем сочинении писал, что герой Троянской войны Пелеев сын Ахилл был родом скиф из небольшого города Мирмикиона, стоявшего близ озера Меотиса (Азовское море – автор). Он поселился в Фессалии (область Греции), после того, как был изгнан скифами за необузданность, жестокость и высокомерие духа [31, c. 559 – 560].

Известна грекам была и амазонка Пенфесилея, которая также участвовала в Троянской войне, но на стороне осажденных жителей Илиона и была убита Ахиллом.

Мотив борьбы героя с божеством смерти встречается в древнегреческой и тюркской мифологии. В древнем сказании повествуется о том, что боги дали возможность Адмету, царю города Феры в Фессалии, отсрочить смерть, если кто-нибудь согласится умереть вместо него. Жена царя Алкеста согласилась пожертвовать собой ради мужа. Геракл, гостивший в это время у Адмета, отбил ее у крылатого бога смерти. Для сравнения приведем фабулу тюркского предания.

Однажды богатырь Домрул приехал в ауле, расположенный у реки, и увидел людей, оплакивающих смерть родственника. Герой вступил в схватку с ангелом смерти Алдашы (букв. ‘берущий’), чтобы вернуть жизнь покойнику. Ангел с красными крыльями согласился оживить человека при условии его замены. Престарелые родители отказались идти на жертву, и лишь жена молодого человека согласилась отдать свою жизнь за супруга. Довольный ее словами, ангел смерти, оживил юношу, но умертвил взамен жестокосердных родителей джигита [29, c. 174].

Возможно, приведенное сходство сюжетов объясняется боевыми столкновениями и непосредственными, торговыми и бытовыми, контактами представителей народов Эллады и Скифии, происходившими на территории Малой Азии и в Северном Причерноморье.

Рассмотрим еще одни пример заимствования мифологического сюжета. Сказание о волчице, вскормившей младенца, будущего народного правителя, было издревле известно в Центральной Азии. Во время кровопролитной войны двух соседних народов, младенец, сын царя усуней, оказался брошенным на произвол судьбы. Услышав плач голодного ребенка, лежащего в траве, прилетела ворона, которая накормила его принесенным куском вареного мяса. Когда мальчик дополз до берега реки, его заметила волчица, недавно ощенившаяся. Она напоила младенца своим молоком. Узнав о том, что брошенному ребенку покровительствуют боги, царь гуннов взял его к себе, воспитал как своего сына и в дальнейшем назначил правителем народа усуней [29, c. 141].

Присутствие в древней легенде, помимо кормящей волчицы, образа птицы, обусловлен влиянием народной этимологии, объясняющей этноним как сложение двух китайских слов со значением ‘внуки ворона’.

Во времена Троянской войны этот сюжет мог стать известным от амазонок и скифов населению Малой Азии, а затем из Троады попасть на Апениннский полуостров. Эней, один из главных троянских героев, родственник царя Приама, вместе с группой спасшихся из горящего города близких людей после долгих странствий прибыл в Италию, где создал свое царство. Близнецы Ромул и Рем, малолетние сыновья или внуки Энея, были брошены по приказу царя Амуля в реку Тибр. Но течением реки их вынесло на берег. Там их охраняли и кормили дятел и волчица. Детей воспитал пастух, нашедший их у реки. Впоследствии легендарный Ромул стал основателем города Рима.

Мы видим, что в италийском варианте сказания, помимо привнесения местного колорита, появился мотив близнецов; один вид птицы был заменен другим, так как для образа ворона было утрачено этимологическое основание.

Межэтнические контакты политического, экономического и культурного характера приводят к заимствованию слов, обозначающих новые предметы и понятия.

Возможно, древнегреческое слово arma ‘конная повозка, колесница’ ведет свое происхождение от скифского *arba ~ *araba ‘двухколесная повозка; четырехколесная телега’ при чередовании звуков [b] ~ [m]; лексема (h)eros ‘герой’, ставшая ныне словом-интернационализмом, восходит к известному во многих тюркских языках слову er ~ yer ‘муж; герой’; а не менее популярное eros ‘желание, стремление; любовь’ связано с сохранившимся в казахском языке словом jerik ‘прихоть, сильное желание к какому-либо виду пищи’ (корень jer- < *yer-).

Известный исследователь Востока П.П. Семенов-Тяншанский в своих мемуарах о путешествиях, совершенных им в 1856 – 1857 годах на Тянь-Шань, делится мыслями о многовековом влиянии центрально-азиатской цивилизации на культуру европейских народов: “Таким образом, горный хребет высокого Тарбагатая разделял два широкие степные пути, через которые со II века до нашей эры и до XIII века от начала ее спускались с нагорной Азии, как через ворота, в обширную низменность Сихая (Западного моря), то есть в балхашско-арало-каспийский бассейн, те великие народные переселения, которые имели в течение двенадцати веков громадной влияние на судьбы Европы и, в особенности, России” [32, c. 240].

Здесь следует добавить, что вывод ученого, изложенный в приведенной цитате, несомненно, верен и убедителен, однако требует внесения хронологической поправки: разновременная миграция номадов с территории Казахстана и Центральной Азии на Запад происходила и в более ранние эпохи.

В науке существуют два противоположных мнения: первое – скифо-сарматские, сако-массагетские и другие племена скифского круга говорили на диалектах восточно-иранского языка; другая точка зрения – скифы и их предки-андроновцы этногенетически связаны со средневековыми кочевниками евразийских степей, являясь исконными носителями древнетюркских наречий. Последнего мнения придерживался, например, Я.П. Гавердовский, изучавший жизнь казахов в начале XIX века. Он считал, что “скифы были прародителями киргизов”. Русский ученый В.Н. Татищев писал, что массагеты, обитавшие у Аральского моря и близ реки Аму-дарья, “были по сути татары или турки”.

Доказать истинность выдвинутого положения об этнолингвистической преемственности скифов и тюрков можно фактами и доводами, используя комплексный подход.

Общая историческая территория проживания, культурно-этнографическая близость, сходство типа хозяйствования и предметов материальной культуры, результаты этимологического анализа сохранившихся в письменных памятниках скифских слов, следы влияния космогонических представлений прототюрков на мифологию народов Евразии, свидетельства древних и средневековых авторов склоняют к выводу о доминирующей роли тюркских племен и народностей на степном пространстве от Восточной Европы до Дальнего Востока во II и I тысячелетиях до н.э.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. История Казахстана: народы и культуры / Масанов Н.Э. и др. – Алматы: Дайк-Пресс, 2001.

2. Казахская ССР // Большая Советская энциклопедия. – М.: Советская энциклопедия, 1973. – Т. 11.

3. О. Исмагулов. Население Казахстана от эпохи бронзы до современности. – Алма-Ата: Наука, 1970.

4. Прошлое Казахстана в источниках и материалах / Под ред. проф. С.Д. Асфендияров и проф. П.А. Кунте. – 2-е изд. – Алматы: Казахстан, 1997. – Сб. 1.

5. Ж.О. Артыкбаев. История Казахстана. – Костанай: Центрально-Азиатское книжное издательство, 2006.

5А. Ж.О. Артыкбаев. Этнология и этнография: Учебное пособие. – Астана: Фолиант, 2001.

6. Ә. Әбдәкімұлы. Қазақстан тарихы (ерте дәуірден бүгінге дейін). – Алматы: Республикалық баспа кабинеты, 1997.

7. В.В. Григорьев. О скифском народе саках. Санкт-Петербург, 1871 // Евразийский народ саки. – Алматы: Болашақ балапандары, 2006.

8. Журнал “Советская тюркология”. Баку, 1980, № 6, с. 88.

9. Хрестоматия по истории СССР. Изд. 4. – М.: Учпедгиз, 1951. – Т. 1.

10. Дж. Флетчер. О государстве Русском // Сб. “Накануне Смуты”. Век XVI (История Отечества в романах, по¬вестях, документах). – М.: Молодая гвардия, 1990.

11. Л.Н. Гумилев. Древняя Русь и Великая степь. – М., 1992.

12. И.В. Куклина. Ранние известия о скифах и киммерийцах // Вестник древней истории. – М., 1981, № 2.

13. Древние племена Восточной Европы. – Л.: Аврора, 1978.

14. Абай. Энциклопедия. – Алматы: Атамура, 1995.

15. Хрестоматия по истории СССР. Т. 1 (с древнейших времен до конца XVII века) / Сост. В.И. Лебедев и др. – 4-е изд. – М.: Учпедгиз, 1951.

16. Откуда есть пошла Русская земля. Века VI – X. Кн. 1 (История Отечества в романах, повестях, документах). – М.: Молодая гвардия, 1986.

17. Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху / Сост. В.С. Таскин. – М.: Наука, 1984.

18. Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Гильома де Рубрука. – Алматы: Гылым, 1993.

19. Рихард Хенниг. Неведомые земли (Terrae incognitae). – М.: Изд. иностр. лит., 1961.

20. Қазақстан тарихы көне заманнан бүгінге дейін (Очерк). – Алматы: Дәуір, 1994.

21. А. Күзембай-ұлы, Е. Әбіл. История Республики Казахстан. – 5-е изд. – Астана: ИКФ “Фолиант”, 2001.

22. М. Эльберд. Страшен путь на Ошхамахо. Роман. – М.: Советский писатель, 1987.

23. “Сказание о первых горнопромышленниках Закавказья” // Дала уалаятының газеті. Человек, общество, природа. 1888 – 1902 / Сост. У. Субханбердина. – Алматы: Гылым, 1994.

24. М.З. Закиев. Об изучении древних тюрков и их языков // Тюркское языкознание. Материалы III Всесоюзной тюркологической конференции. – Ташкент: Фан, 1985.

25. Древнерусские имена и их параллели // Откуда есть пошла Русская земля. Века VI – X. Кн. 2 (История Отечества в романах, повестях, документах). – М.: Молодая гвардия, 1986.

26. Г.М. Бонгард-Левин, Э.А. Грантовский. От Скифии до Индии. Древние арии: мифы и история. – 2-ое изд. – М.: Мысль, 1983.

27. К вопросу о трактовке понятий jer sub в древнетюркских памятниках // Советская тюркология. – 1973. – № 3.

28. Қазақ тілінің сөздігі / Под ред. Т. Жанузакова. – Алматы: Дайк-Пресс, 1999.

29. Мифы Древнего Казахстана / Сост. О. Жанайдаров. – Алматы: Аруна, 2006.

30. Анри Лот. К другим Тассили. Новые открытия в Сахаре. – Л: Искусство, 1984.

31. Из “Истории” Льва Калойского // Откуда есть пошла Русская земля. Века VI – X. Кн. 2 (История Отечества в романах, повестях, документах). – М.: Молодая гвардия, 1986.

32. Из “Путешествий в Тянь-Шань в 1856–1857 годах” П.П. Семенова-Тяншанского. Мемуары, т. I, II. ОГИЗ, Гос. Изд-во географич. лит-ры, Москва, 1946 г. // Из истории казахов: Сборник / Сост. С. Ешмухамбетов, С. Жекеев. – Алматы: Жалын, 1999.