Петроглифы Кокен-Тау

УДК 902.2:299.4:398

Хаджи-Мурат Шаяхмет-улы, кандидат филологических наук,

военная школа-лицей “Жас Улан” (г. Семей)

ПЕТРОГЛИФЫ КОКЕН-ТАУ: ИССЛЕДОВАНИЕ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ НАСКАЛЬНЫХ ИЗОБРАЖЕНИЙ

Петроглифы (др.-греческ. πέτρος ‘камень’ + γλυφή ‘резьба’), писаницы или наскальные изображения, могут быть выполнены разными способами: путем удаления части каменной поверхности техникой выбивания, гравировки, резьбы, шлифования, а также нанесения линий, контуров и силуэтов минеральной краской. К ним относятся пещерные наскальные рисунки эпохи палеолита, более поздние изображения на скалах, валунах или специально установленных камнях.

Для обозначения древнего рисунка, нанесенного на камень каким-либо пигментом, термин петроглиф представляется логически не оправданным, учитывая значение его второго компонента – ‘резьба’, и более приемлемо использование сложного слова петрейкон или петрикон, образованного из древнегреческих слов πέτρος ‘камень’ и εικών ‘изображение; образ; отражение’ (ср. современное греческ. εικόνα ‘картина, рисунок, иллюстрация; образ; изображение; икона’).

Наскальные изображения имели большое мировоззренческое значение для людей минувших эпох в связи с тем, что многие из них были связаны с культами божеств и духов; имея ритуальный характер, использовались при совершении важных символических действий (обрядов), направленных на достижение определённой цели сверхъестественным путем.

С развитием шаманской практики у некоторых народов северной Евразии необходимые рисунки стали наносить на поверхность бубна, что позволяло камлать вне святилища. Например, у северных алтайцев и шорцев по указанию шамана на внешней поверхности магического музыкального инструмента изображались Вселенная с небесными светилами, мистическое ездовое животное шамана (pūra), священные березы, его различные духи-помощники и существа, обитающие в нижнем мире. Символическая картина универсума делало возможным для кама посещение изображенных миров и устанавление связи с населяющими их сущностями.

Древние рисунки отражали некоторые аспекты мифологических представлений наших предков, поэтому для обоснованной интерпретации петроглифов необходимо привлекать информацию, содержащуюся в работах, посвященных проблемам изучения шаманизма, в исследованиях по этнографии и мифологии народов Евразии, среди которых особое место занимают научные публикации, посвященные изучению культуры тюркских народов Южной Сибири.

Ввиду раннего заселения человеком территории нашей республики, во многих местах было обнаружено большое количество археологических памятников, в числе которых немаловажное значение имеют древние наскальные изображения. К регионам, характеризующимся наличием множества интересных объектов истории и культуры, относится Восточный Казахстан.

Семипалатинским Областным статистическим комитетом в 1900 году было осуществлено масштабное мероприятие по сбору сведений о могильных курганах, каменных скульптурах, наскальных изображениях и других археологических памятниках Восточного Казахстана.

Соответствующая программа была разослана всем управителям казахских волостей, атаманам казачьих станиц, сельским старшинам и некоторым частным лицам. Всю собранную информацию секретарь статистического комитета Н.Я. Коншин изложил в статье «О памятниках старины в Семипалатинской области», опубликованной в Записках Семипалатинского подотдела Западно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества (Семипалатинск, 1903).

Вероятно, краеведу Н.Я. Коншину принадлежит первое литературное упоминание о петроглифах, сохранившихся с древних времен в Кокентауском горном массиве, расположенном в 90 км на юго-запад от города Семей: “Кромѣ могильныхъ кургановъ, въ Коконьской волости въ горахъ Коконь есть какія то надписи на скалахъ…” [1, c. 325].

Использованное информантом слово надпись, передающее значение ‘короткий текст, высеченный, вырезанный или нанесенный красящим веществом на поверхности чего-либо’, в данном случае следует сопоставить с однокоренной лексемой писаницы (варианты: писанцы, камни-писанцы, писаные камни) – наименованием древних изображений на стенах и потолках пещер или гротов, на открытых скальных поверхностях и отдельных камнях.

Рис. 1. Горы Кокен-тау на военной топографической карте

Кокен-тау (Köken-taw) – единственное в Семейском Прииртышье место, где обнаружены рисунки, выполненные охрой (казахск. josa) – устойчивым к воздействию света и химических веществ минеральным красителем, состоящим из гидрата окиси железа (рис. 1). Это желтый природный пигмент, но в зависимости от глины, которая в естественных условиях примешивается к гидрату окиси железа, его цвет может варьироваться от светло-бежевого до коричневатого.

Смесь гидрата окиси железа с глиной (желтая  охра) встречается в изобилии в природе, поэтому она и стала первой краской, используемой древними художниками со времен палеолита. Красная охра – смесь безводной окиси железа с глиной – готовится большей частью обжиганием жёлтой охры: вода из минерала испаряется, и он приобретает красный цвет.

Кокентауские изображения, нанесенные на стены, потолки скальных навесов и потолочные выступы гротообразных ниш, выполнены красной охрой. Известно, что красный цвет символизирует разные понятия, но чаще всего его связывают с кровью и огнём. Еще неандертальцы практиковали посыпание красной охрой тел умерших, вероятно, надеясь с помощью этого ритуала способствовать их возрождению в ином мире.

Два отдельных рисунка, расположенных рядом с другими на потолке грота № 1, отличаются от других изображений темно-сиреневым цветом; сохранились следы желтой охры, примененной древним художником для закрашивания некоторых участков одной из геометризованных фигур в небольшом гроте № 4.

Поездкам членов краеведческого общества “Прииртышье” к горам Кокен-тау для исследования обширного археологического комплекса, включающего в себя следы старых поселений, древние могильники в предгорьях, несколько гротов с петроглифами, четыре древнетюркских каменных изваяния у курганов, поле погребений с каменными ящиками в низине севернее массива и сооружение из гранитных блоков высотой до полутора метров, предшествовал следующий случай.

Сын краеведа В.В. Колбина, проходивший в составе группы студентов-биологов Семипалатинского государственного педагогического института летнюю практику в горах Кокентау, с помощью мобильного телефона сделал снимок рисунков, расположенных на нижней поверхности каменного выступа, которым заканчивался свод грота № 1. Отец студента сообщил об интересной фотографии автору статьи, и эта информация заинтересовала семейских краеведов. Ф.В. Занарин обратился к руководителю практических занятий кандидату биологических наук В.М. Тумабаю, который показал гроты № 1 и № 2 с уникальными петроглифами.

Начиная с 2012 года, краеведы г. Семей неоднократно выезжали в Кокен-тау для поиска археологических памятников, исследования, фиксации техническими средствами с последующей передачей сведений о месте их расположения, внешнем виде, степени сохранности и принадлежности к предполагаемой археологической культуре специалистам соответствующих научно-исследовательских учреждений республики.

Большое внимание было уделено изучению богатого древними памятниками и особенно живописного участка горной местности, расположенного близ зимовки Красная Юрта, где были найдены еще восемь скальных возвышенностей с более или менее сохранившимися петроглифами или их постепенно исчезающими следами.

Степень сохранности древних рисунков Кокен-тау напрямую связана с их местонахождением, которым определяются условия, способствующие защите наскальных изображений от многовекового воздействия природных факторов в виде атмосферных осадков, сильного порывистого ветра, просачивания воды внутрь гротов с рисунками через щели между гранитными блоками.

Судя по скоплению объектов с петроглифами на указанной территории, можно признать, что это место почиталось особенным, сакральным у древних жителей предгорья и холмистой окрестности, а небольшие лужайки у гротов № 1 и № 2 были удобны для совершения жертвенных ритуалов и камлания шаманов.

Следует также отметить, что в долине, минуя которую можно добраться до подножия трехглавой горы Уш-айыр (Üş-ayır), и на прилегающей территории краеведами было обнаружено большое количество кремневых отщепов, немало нуклеусов, микролитов, фрагменты керамической посуды эпохи бронзы и иных предметов, явно свидетельствующих о заселении предгорной местности с древних времен.

Находясь в составе Восточной Сарыаркинской археологической экспедиции–2018, автор данной статьи сфотографировал, метрически измерил и изучил большую часть петроглифов, обнаруженных в гротах и гротообразных нишах ряда скальных возвышенностей, где они отличаются хорошей или удовлетворительной сохранностью. Но, к сожалению, в других выявленных краеведами местах остались едва различимые следы изображений, выполненных красной охрой.

Бесспорно то, что поиск наскальных рисунков, их техническая фиксация и описание представляют собой самые необходимые, но лишь начальные этапы изучения петроглифов. Важнейшее значение в культурологическом аспекте имеет убедительное, построенное на фактических основаниях объяснение их семантики. Заключительной стадией процесса исследования древних изображений должна быть научная публикация его результатов.

Фото 1. Скальный останец с гротом № 1. С ее правой стороны виден каменный выступ-козырек, которым заканчивается свод грота. На нижней ровной части выступа древние рисунки отличаются наибольшей сохранностью

Учитывая существующие ограничения относительно объема журнальной статьи, автором изложено объяснение смыслового значения лишь некоторых, наиболее интересных петроглифов, обнаруженных в Кокентауском горном массиве.

Самый большой по размерам грот № 1, ориентированный на северо-восток, образовался в скале – постепенно разрушающемся останце. Объект находится примерно в километре на юг от зимовки Красная Юрта в левом ущелье, ведущем к подножию горы Уш-айыр (фото 1).

Пространство под каменным навесом имеет следующие размеры: глубина грота 5 м, ширина 4.45 м, высота от каменного пола до скального выступа 1.93 м.

Фото 2. Изображение духов, ритуальной оградки и фигура матери зверей – мифической серой лосихи Boz bulan. Горный массив Кокен-тау, ВКО

Некоторые антропоморфные и иные фигуры оказались практически смыты дождевой и талой водой, просачивающейся в грот через щели между каменными блоками матрацевидной формы, или исчезают в результате разрушения их тонкого внешнего слоя. Однако на нижней поверхности выступа-козырька (длина 2.80 м, ширина 3.10 м), которым заканчивается свод, до сих пор сохранились защищенные от атмосферных осадков и интересные для изучения – несмотря на схематизм их начертания – изображения разных существ и ритуального сооружения (фото 2).

Рис. 2. Ритуальная оградка som из 12 березовых стволов, возводимая для tayılğa(n) – обряда жертвоприношения. Алтай, народность тубалары

Внимание посетителей сразу привлекает рисунок в виде двух почти параллельных черт (нижняя нанесена с небольшим изгибом), соединенных 12 перпендикулярными линиями. От четырех углов этой четырехсторонней геометрической фигуры отходят короткие штрихи (фото 2, ср. с рис. 2).

Отмечая такой признак, как наличие насыщенного красного цвета у рассматриваемого изображения и сравнивая степень сохранности близкорасположенных фигур (некоторые из них имеют красно-коричневый цвет), можно предположить, что оградка, построенная из тонких березовых стволов, была нарисована значительно позже либо этот рисунок был кем-то обновлен. Ширина изображенной оградки 42 см, высота 21 см.

Интерпретация этого рисунка как ритуальной оградки основана на сообщениях исследователей-этнографов о том, что такие сооружения из березовых стволов алтайцы продолжали возводить еще в начале прошлого века во время подготовки к совершению обрядов жертвоприношения.

За оградкой и перед ней (на рисунке – ниже ритуального сооружения, ср. тюркск. ald ‘перед’ и alt ‘низ’), судя по схожему оттенку цвета, одновременно были изображены два антропоморфных образа духов.

Фото 3. Пара антропоморфных духов – персонажей неведомого мифологического сюжета

 

Кстати, явные следы обновления заметны и у пары рядом стоящих фигур, нарисованных на поверхности длинного блока, образующего с другими массивными камнями заднюю часть грота. Вполне очевидно то, что красной охры для выполнения этой операции оказалось мало: красителя не хватило на “восстановление” нижних конечностей у пары духов и левой руки одного из них (фото 3).

Длина фигуры, находящейся слева, 21 см, ширина 13 см; правая фигура имеет следующие размеры: длина 24 см, ширина 11.5 см. Верхняя часть первого из духов (или божества) заключена в овал, пересеченный горизонтальной линией. Однако нельзя исключить следующий вариант трактовки: живот и грудь этого существа перекрывает равнобедренный треугольник, обращенный вершиной вниз.

Фото 4. Пара антропоморфных фигур в одной из ниш скалы на северо-западном берегу оз. Жасыбай, Павлодарская область

Обнаруживается несомненное сходство рассмотренного парного изображения духов с характеризующимися хорошей сохранностью двумя антропоморфными фигурами, нарисованными темно-красной охрой на поверхности длинного каменного блока под скальным навесом в ущелье близ озера Жасыбай, расположенного в окрестностях села Баян-аул, Павлодарская область (фото 4).

Слева от этой пары, широко раздвинув свои ноги, стоит божество с исходящими от головы несколькими лучами. Вероятно, это верховный бог-демиург, известный в шаманизме тюрков Южной Сибири (алтайцев, хакасов и шорцев) под именем Ülgen или Aq-Ülgen, внешность которого изображали условно – в виде человекоподобной фигуры с головой, излучающей сияние, поэтому иногда к его имени добавляли соответствующий эпитет, образуя словосочетание sustuğ Ülgen ‘лучезарный Ульгень’ (фото 5).

Фото 5. Слева от пары духов, изображенных на фото 4, находится фигура лучезарного божества. Северо-западный берег оз. Жасыбай, Павлодарская область

В мифах упоминается о 7 или 9 сыновьях и дочерях Ульгеня, которые не родились, а откололись от отца. Тем не менее, о гендерной принадлежности и несомненной производительной силе верховного божества-демиурга, создателя всего сущего, свидетельствует наличие фаллоса, переданного в виде штриха.

Считали, что благодаря Ульгеню появлялись камы, основной миссией которых было обеспечение защиты людей от негативных действий владыки подземного мира Эрлика и его злых духов; он же определяет, быть человеку шаманом или нет, назначает будущему каму его духов-помощников и указывает, каким должен быть ритуальный бубен.

Различие между сопоставляемыми парами мистических существ заключается лишь в том, что вместо овала (или треугольника) в верхней части левой фигуры из жасыбайской композиции нарисован прямоугольник, от которого вверх отведена короткая черточка – изображение головы духа [2, c. 91].

Фото 6. Слева от изображения какого-то строения, напоминающего почтовый конверт, располагается ряд исчезающих антропоморфных фигур. Грот № 1, Кокен-тау

На задней стенке грота уже уходит в небытие ряд схематически изображенных духов, обращенных вниз головой (фото 6). Несколько похожих антропоморфных фигур, едва усматриваемых на потолке грота в скале близ озера Жасыбай, также нарисованы с перевернутыми вверх ногами [2, c. 27].

Стиль начертания большей части кокентауских и жасыбайских образов человекоподобных существ един: длинной (относительно других весьма немногочисленных деталей рисунка) чертой передается туловище с широко раздвинутыми ногами и чуть приподнятыми руками, в результате чего верхние и нижние конечности оказываются параллельными, при этом голова практически не обозначена или представлена короткой чертой. Нередко подобные фигуры встречаются среди изображений на шаманских бубнах Сибири: держась за руки, стоят в ряд семь (девять) братьев-божеств.

Темно-сиреневый цвет охры, которым отличается изображение мифической лосихи, стоящей у нижнего левого края ритуальной оградки, заставляет предполагать, что ее фигура и рисунки, нанесенные на камни красным пигментом, были созданы в разное время (фото 7).

Длина фигуры зверя 37 см, от верха ушей до конца ног 18 см. Может быть, это изображение созвездия Большой медведицы, ведь коренные народы Сибири четыре ярких звезды Ковша, образующие трапецию, представляли как ноги гигантского лося, вечно бегущего по небу от трех охотников.

Фото 7. Фигура серой лосихи из мифологии тюрков Сибири. Грот № 1, Кокен-тау

В этнографической литературе, посвященной культуре коренных народов Сибири, встречаются сообщения, что одним из духов, связанных с шаманом, предстает мать-зверь, которая нередко выступает в образе лосихи (фото 8).

Фото 8. Изображение матери-оленихи. Мезолитический петроглиф из окрестностей с. Куюс, Чемальский район, Горный Алтай

Согласно мифологическим представлениям небольшого южносибирского тюркского этноса телеутов, на четвертом ярусе неба живет серая лосиха (Bos pulan ~ Pos pulan) – мать диких зверей. Следовательно, древний шаман “был правомочен” изобразить это божественное существо рядом с антропоморфными фигурами духов.

Среди неолитических петроглифов Сибири преобладают наскальные рисунки лосей, чьи образы играли важную роль в мифологических представлениях жителей этого географического региона. Фигуры мощных зверей, высеченные на поверхности камней, имели культовое значение и, согласно мифологическим представлениям, привлекали к месту расположения рисунков души этих животных.

Осознавая то, что созданные древним художником изображения могут сохраняться в течение многих веков, люди верили в способность камня с магическим рисунком притягивать душу священного зверя. Поэтому в прежние времена у эвенков родовыми святилищами (бугады) были особые скалы, в которых якобы пребывал зооморфный предок в виде лосихи или самки дикого оленя.

Рогатая оленуха или мать-лосиха, как прародительница мира, давшая начало роду людскому, – известный образ у коренных народов Сибири и севера европейской части России.

Древние обитатели Алтая почитали в качестве тотема Мать-олениху, видя в ней родоначальницу племен. Анонимная хроника “Сокровенное сказание монголов” кратко повествует об истоках рода, из которой вышла великая историческая личность, “человек двух тысячелетий” – Чингиз-хан: его предком был рожденный по велению Неба Börte-çino ‘Серый волк’, супругу которого именовали Gowa-maral ‘Благородная (светлая) лань’.

Фото 9. Изображение матери-оленихи на юбилейной монете Кыргызстана – 10 сом

Сказание о Рогатой матери-оленихе (Müyüzdiw ene ‘Рогатая мать’, Müyüzdiw bäybiyçe ‘Рогатая почтенная женщина’, Buğu-ene ‘Олениха-мать’) – прародительнице племени buğu ‘олень’ – было известно у киргизов (фото 9). Шаманы призывали Müyüzdiw ene (или Aq maral, букв. ‘Белая олениха’) как духа-покровителя. Aq maral могла играть роль духа-покровителя казахского шамана-baqsı; это словосочетание иногда встречается в качестве женского имени в антропонимической системе казахов.

Космогонические мифы орочей, небольшого дальневосточного этноса, представляют Землю в виде огромной лосихи, стоящей на восьми ногах. Древесная растительность на Земле – шерсть лосихи, а травы и кустарники – ее пух. Звери – паразиты в шкуре лосихи, птицы – насекомые, вьющиеся над ней. Все явления природы на суше подвластны лосихе: землетрясения, например, происходят оттого, что лосиха устает и переступает с ноги на ногу.

Сходные представления о космосе долго сохранялись среди тунгусо-маньчжурских народов, веривших в то, что землетрясение случается, когда гигантский лось переступает с ноги на ногу.

У нганасан, чья культура формировалась под тунгусским влиянием, Мать-земля (Mow-nämı) выступала лосихой, из шерсти которой рождались сами нганасаны. Она обычно воображается в виде огромного существа, на котором обитают все люди и все животные, подобно насекомым в шкуре зверя. Существование аналогичной картины мира было зафиксировано в культуре небольшого этноса энцев.

Возникшая в тунгусской среде оригинальная мифологема была усвоена малочисленным угорским народом ханты, проживающим на севере Западной Сибири. Ханты также представляли землю в образе большого зверя (лося), в бороздах тела которого текут реки, по коже идут тропы.

Мифологические представления эвенков (тунгусов) о мире-buğa в образе оленя (или лося) нашли свое отражение в их языке: полисемичное слово buğa используется для обозначения следующих понятий: ‘небесный свод, небо; вселенная, мир; родина; погода; бог; черт’ (ср. тюркск. täηiri ‘небо; [небесный] бог’). Исходя из фонетического сходства лексемы buğa с эвенкийскими словами buğu ‘домашний олень’ (диалектное), buğ ~ buğe ‘изюбр’ (восточносибирский вид благородного оленя), ср. казахск. buğı ~ узбекск. buğu ‘олень’, казахск. buqa ~ алтайск. puğa ‘бык’, алтайск. puğan ‘лось’, известный советский ученый А.П. Окладников предположил, что сверхъестественное существо buğa первоначально представлялось эвенкам самкой оленя. Полагают, что слово buğa обозначало в тунгусо-маньчжурских языках как оленя, так и лося.

В качестве примера диффузии палеосибирских мифологем, возникших в восточной части северной Евразии, широкого распространения архаических представлений до Индостана и северо-восточной части Африки, можно рассматривать образ священной коровы, воспринимаемой как воплощение Великой богини-матери Адити, госпожи земли, а иногда даже всей Вселенной – в индуистской мифологии. Следуя древней мифологической традиции, “Веды” связывают образ коровы с зарей и Солнцем; как и в Древнем Египте, это животное символизировало идею плодородия (см. Мать-земля – мифическая лосиха).

Рис. 3. Небесная корова Мехтурт (вариант прочтения имени: Mehet-Weret) с диском солнца из египетской мифологии

Существовало представление о священных коровах-матерях, властвующих над тройной природой Вселенной. Мифологии финнов и якутов знакомы образы трех лосей, каждая из которых принадлежит одному из трех миров. Они восходят к трем животным (оленям или горным баранам), которых поразил одной стрелой легендарный охотник Kögalday, чей образ позже трансформировался в фигуру известного под разными именами евразийского бога-громовержца, мечущего стрелы-молнии.

Образы трех космических маралух – самок благородных оленей (сибирский вариант: лосей), как и их аналогов – трех небесных архаров, возникли в мифологии древнейших жителей Южного Алтая и Восточного Казахстана. Позже могучий лось (согласно тунгусскому мифу, с ним были рядом его самка и детеныш) выступал как особый дух, играющий важную роль в шаманских культах.

Известно, что самца оленя или лося обычно называли быком, а самку – коровой. Этот лингвистический факт может рассматриваться как дополнительный аргумент к мнению об истоках образа Мехтурт (mḥ.t-wr.t) – богини неба из древнеегипетской мифологии, которая породила Солнце в начале времен. Она изображалась в виде коровы с солнечным диском между ее рогов (рис. 3). Несмотря на существенную эволюцию представлений, эта богиня обнаруживает генетическую близость к исходному палеосибирскому образу космической лосихи, уносившей прочь дневное светило, в результате чего на земле наступала ночь.

Позже в египетской культуре Мехтурт стала ассоциироваться с богинями Нейт, Хатхор и Исидой, имевшими близкие характеристики; поэтому все они именовались “Оком Ра” – глазом солнечного бога.

Подвергшаяся вполне объяснимым и неизбежным метаморфозам мифическая фигура дикого копытного животного, несущего на своих рогах Солнце, могла попасть в мифологию Древнего Египта в результате культурной диффузии от одного из прототюркских племен киммерийцев (гиксосов), скифов или кидаров.

Известно, что в Древнем Египте корову не приносили в жертву как других животных, так как она считалась священным животным богини Хатхор, а затем и Исиды.

Священная корова почиталась в индуизме, джайнизме, зороастризме и (по всей вероятности, под влиянием египетской культуры) в античном мире: Элладе и Древнем Риме. Изначально образ Млечного пути был связан с мифологическим представлением об истекшем молоке небесной коровы.

Характер эволюции образа гигантского лося, похитившего Солнце, или оленя, уносящего солнечный диск на ветвистых рогах (см. изображения солярных оленей в скифской культуре, упоминания златорогого оленя в фольклоре народов Евразии) позволяет прийти к выводу, что он был усвоен и существенно переосмыслен древними жителями долины Нила.

Проблема возникновения ассоциации образа мифической коровы, со временем трансформировавшегося в божество Мехтурт, с представлениями о Солнце может быть решена лишь на основе обращения к мифологическому сюжету о лосихе Хэглен, издавна известному в культуре некоторых народов Сибири. Изучение генезиса этого образа убеждает в его древнетунгусском происхождении [3, c. 221–229].

В свою очередь, фигуры космического лосихи, ее самца и детеныша появились на основе заимствования и существенного переосмысления представлений о небесных животных из прототюркского мифа о Небесной охоте, герой которого Когалдай-мерген поражает одной стрелой трех диких копытных зверей (оленей или диких баранов).

Образы ловчей птицы (орла) и собаки (собак), сопровождавших мифического охотника, беспощадного мергена и его лошади, преследуемой им дичи и даже его стрелы, поразившей трех зверей, нашли свое отражение в дошедших до нас архаичных мифах народов Сибири и Казахстана, в их названиях некоторых звезд и созвездий, адаптированных культурой древнего Ближнего Востока и античного мира.

Благодаря значительно разошедшимся вариантам палеосибирского астрального сюжета появились известные в современной астрономии названия созвездий Орла, Большого и Малого псов, охотника Ориона, Пегаса, Тельца и Стрелы.

Подвергаясь неизбежным изменениям, сюжет о Небесной охоте стал популярен в Древней Греции (см. миф об Орионе), в средние века был распространен у многих народов Европы, в основном в германских преданиях (Wild Hunt, Die Wilde Jagd, Wilde Heer, Dziki Gon ‘Дикая охота’ и т.д.). Образ небесного охотника в течение многих веков в результате диффузии широко распространился в Евразии и даже стал известен в астральной мифологии ряда африканских этносов.

Фигура лосихи из грота № 1 воспринималась древними жителями Кокен-тау не просто как нанесенное краской изображение одного из видов диких животных, обитавших в региональной фауне, но представляла собой символизацию мифологических представлений о могущественном духе-покровителе зверей.

Магический рисунок использовался в качестве одного из способов призыва шаманом упомянутого божества, к которому люди желали обратиться с просьбой о его покровительстве, помощи в удачной охоте, обеспечивающей поддержание и продление жизни сородичей.

Такой обязательный элемент древнего ритуального обряда, как рисунок териоморфного божества, призван был выполнять ту же функцию, что и скульптуры языческих богов, намогильные изваяния древних тюрок, рельефное изображение Христа, распятого на кресте, объемная фигура Марии, иконы богородицы или христианских святых и т.д., к воплотившимся духам которых обращался человека с жертвой, молитвой и просьбой о покровительстве и помощи.

Архаичные шаманистские представления, до сих пор сохранившиеся в народной сознании и связанные с культом предков-покровителей (ärwah, äwliye), отразились в казахском речевом выражении, дошедшем до наших дней: Öli riyza bolmasa, tiri bayımaydı ‘Если умершие (покойники-предки) не будут довольными (жертвоприношениями, совершением поминок), живые (т.е. их живущие потомки) не разбогатеют, или иначе – не будут жить в достатке’.

Использованная литература

1. Коншин Н.Я. О памятниках старины в Семипалатинской области // Записки Семипалатинского подотдела Западно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества. – Выпуск I. – Семипалатинск, 1903 /// Исследователь Степного края. Избранные труды Н.Я. Коншина. Факсимильное издание. – Семей: Центр документации новейшей истории Восточно-Казахстанской области, 2009.
2. Наскальные рисунки края Кереку-Баян. В рамках программы “Этнокультурные исследования Павлодарского Прииртышья” (2001 – 2003 гг.). – Павлодар: Изд-во Павлодарск. гос. ун-та им. С. Торайгырова, 2002.
3. Окладников А.П., Мартынов А.И. Сокровища томских писаниц. Наскальные рисунки эпохи неолита и бронзы. – Серия “Памятники древнего искусства”. – М.: Искусство, 1972.